Читать книгу "Эффект Ребиндера - Елена Минкина-Тайчер"

– Вот именно – Сиротина! Замечательная фамилия, грустно и романтично! Хочется плакать от умиления! На самом деле бабушка – Цирельсон. Как и ее отец, как и дядя, знаменитый ребе, писатель и политик. Просто они от нее отказались! Все! Все от нее отказались!

Мать уже не могла сидеть, она как маятник ходила из угла в угол, размахивая почему-то одной правой рукой. Кажется, она не помнила, с кем именно разговаривает.

– Конечно, такая хорошая послушная девочка, уехала в Женеву учиться музыке вместе со старшей сестрой. Потому что сестра гениальная пианистка, ей нужно совершенствоваться, но кто-то же должен сопровождать и помогать. И она помогала, можешь не сомневаться! Самая преданная сестра на свете, все хозяйство взяла на себя, просто непостижимо, что она сама тоже успевала заниматься. Но тут случается ужасное несчастье, старшая сестра переигрывает руки, заболевает и умирает, и, хотя младшая делает большие успехи в занятиях, родители срочно решают прекратить эту поездку и эту кошмарную музыку. Что ж, послушная дочь оставляет консерваторию и переводится в Сорбонну, на естественный факультет. И там начинает так же прекрасно учиться, такая вот способная и хорошая девочка. Родители успокаиваются и тут – бац! – письмо от их умницы! Да, письмо! Наверняка в красивом конверте с розочками. Дочка сообщает, что влюбилась в благородного талантливого человека, совершенно замечательного необыкновенного человека, биолога и врача, но поскольку он дворянин и христианин, она тоже принимает христианство, а именно – православие, и выходит за него замуж. Можете поздравлять и желать счастья! Нет, они не просто отказались! Они устроили Шиву, как на настоящих похоронах. Потому что у этих безумных фанатиков лучше умереть, чем отречься от веры. И что бы иначе сказал ребе Цирельсон?! Ты думаешь, наша тихоня испугалась или одумалась? Еще чего! Она принимает крещение и переезжает к жениху на глазах у всей Сорбонны!

Я ничего не придумываю, не сомневайся, я видела письма ее подружек из Кишинева, как они ужасались и восхищались! Угадай, что было дальше? В самый последний момент, накануне свадьбы, твоя безумная будущая бабушка вдруг все бросает, садится на поезд и уезжает в Россию! Совершенно без всякой причины! По крайней мере, никто этой причины не знает и не понимает. Но и там, вместо того чтобы покаяться и броситься в ноги родне, которая, конечно, начала сожалеть о своей жестокости, эта революционерка в полном одиночестве рожает ребенка. Как в самом пошлом романе! Знаешь, что ее спасло? – Война! Началась Первая мировая война, а у нее все-таки было прекрасное образование фармацевта.

Вот так мы и выжили. Но самое ужасное, что она навсегда осталась такой же фанатичкой, как ее родители! Я должна была учиться лучше всех, убираться чище всех, одеваться аккуратней всех. И обязательно поступить в университет! Как будто без университета нельзя стать счастливой! А мне хотелось просто быть счастливой, – гулять, танцевать, ходить в кино. Как раз вышел прекрасный фильм «Моя любовь». Ах, как там пели, как мне тоже хотелось петь, любить, бегать на свидания! Она никогда не могла простить, что я вышла за Борю, человека без высшего образования! Всю жизнь этот бред с образованием! И с твоей музыкой! Отнять у ребенка детство ради музыки, которая чуть не погубила жизнь ей самой!

И никогда, представляешь, никогда ничего не рассказала про моего отца! Уверена, опять какие-то придуманные обиды и ее нелепая гордость! Вот меня зовут Раиса Дмитриевна Сиротина, а что с того? Уверена, что и отчество, и фамилию она сама придумала! Всегда думала только о себе.

Мамочка, Боже мой, мамочка, как ты оставила меня одну!

…Они уехали через две недели. Мать страшно торопилась вернуться, но требовалось оформить какие-то бумаги, чтобы сохранить прописку и комнату. Бабушку все уважали, даже соседки по коммунальной квартире, поэтому обошлось без скандалов, мебель и рояль затянули простынями от пыли, а саму комнату закрыли на замок. Вот и всё.

Ни с кем из ребят Лева прощаться не стал, невозможно было объяснять про Хабаровск, отвечать на глупые вопросы типа «когда вернешься» и «у кого там будешь учиться». Понимал, что нужно зайти к Асе Наумовне, поблагодарить Таню, но все откладывал, потому что пришлось бы рассказывать про смерть Ямпольского. Еще не хватало разрыдаться у них на глазах!

Лева хорошо помнил, что поезд уходит 30 июня в два часа тридцать минут, мать все время повторяла про эти два часа тридцать минут, поэтому он решил забежать с утра, перед самым отъездом, чтобы не было времени на разговоры и прощания. Приготовил для Тани красиво изданную книгу Гончарова, подарок с какого-то концерта, ей наверняка нравятся такие классические нудные романы. И вдруг вечером 29-го выяснилось, что поезд уходит в два часа ночи! Ровно в полночь приехала машина, организованная бабушкиными сотрудниками, началась ужасная спешка, погрузка чемоданов и узлов. Даже записку Тане не догадался оставить, да и зачем ей какие-то записки, если подумать. В темноте тащили вещи, малышка хныкала, мать нервничала, огни фонарей казались зловещими и тусклыми, и было невозможно понять, что прежняя жизнь закончилась навсегда.

Потом Лева часто вспоминал это первое лето на новом месте и странное чувство безраздельной тупой свободы. Никогда не имел столько свободного времени – валяться допоздна, бесцельно бродить по городу, читать мамины бесконечные подписные издания – Бальзака, Достоевского, Мопассана, Тургенева и даже почему-то А. К.Толстого.

Еще непривычней оказалась свобода пространства – впервые увидел такую огромную реку, бескрайнее поле воды, переходящей в небо, белое незнакомое солнце. Он часами лежал на берегу, смотрел на облака и скользящие в воде тени. Главное, можно было ни с кем не разговаривать. Какие-то ребята, конечно, приходили на пляж, все-таки стояли каникулы. Парни беспрерывно ныряли и плавали наперегонки, выпендривались и приставали к девчонкам. Девчонки радостно визжали. Все они казались глупыми и маленькими, хотелось отойти подальше и не слышать ни смеха, ни веселого матерка, которым мальчишки пересыпали речь. У них в школе ребята тоже иногда матерились и рассказывали анекдоты, но никогда при девочках. Зато Лева научился наконец свободно плавать, запросто отмахивал почти до середины реки. Руки погрубели и окрепли, по вечерам с удивлением смотрел в зеркало, не узнавая себя в здоровенном широкоплечем парне с темным лицом.

Мама крутилась с ребенком и хозяйством, отчим, которого Лева про себя продолжал звать Марком, почти не появлялся – допоздна пропадал на своих военных объектах, он руководил строительным управлением.

Сначала Лева внутренне придирался к каждому слову и шагу Марка и даже пытался его ненавидеть, но особых недостатков не находилось – отчим был незлобив и весел, по воскресеньям любил сам готовить завтрак, жарил потрясающие картофельные драники, никогда не приставал с вопросами и советами. Единственно, что очень смешило и раздражало – страстная, какая-то бабья привязанность Марка к дочке. Пожилой и толстый человек, кадровый военный, он часами таскал Лилю на руках, любовался пальчиками и ушками, сюсюкал – «а кто у нас такой красивенький? а кто у нас такой умненький?», словно речь шла о взрослой девочке, а не лысом полугодовалом младенце. Лева, не стесняясь, фыркал, пока мама однажды не вытащила его за грудки в коридор.