Читать книгу "Профессор, поправьте очки! - Дмитрий Стрешнев"

В этот момент развлекающий сам себя парень в радиоприемнике напомнил голосом жареного петуха:

– -О! Я вижу, что мне давно пора представить вам одну симпатичную пиратскую команду с гитарами, поскольку на часах уже 9.15. Прослушивание этой музыки влияет в целом на ощущения организма положительно…

При этих словах Сева не заметил, как положил себе в чашку три лишние ложки сахара, а затем тут же выпил содержимое, не размешав.

– -Мне надо позвонить,-сообщил он и схватил висящую на стене красную телефонную трубку, как будто срывал стоп-кран, способный затормозить вращение Земли.

Домашний Ильи Ильича не отвечал, мобильный был занят.

– -Тебе пора?-спросила Катя.

– -В общем, да… хотя… но сама понимаешь…-он протянул руку и дотронулся до катиной кожи, гладкой, как воск.

– -Конечно. Беги скорее.

– -А что ты делаешь сегодня вечером?

– -Пока не знаю.

– -Правда не знаешь?

– -У меня был один знакомый,-сказала Катя.-У него от ревности случалась страшная аллергия. Поревнует – и весь становится красный. Но потом он от нее излечился.

Сева понял, что должен спросить: "Как?"

– -Как?

– -Я его послала, куда подальше.

– -Я всё-таки тебе позвоню,-сказал уязвленный Сева.

– -Позвони.

– -Учти, я не люблю напрашиваться.

– -Ты только что напросился,-сказала Катя, но в голосе у нее не было того противного ехидства, которым природа снабдила женщин вместо ядовитой железы. Сева понял: она всё-таки довольна, что он напросился.

– -Я позвоню,-сказал он снова голосом Фрэнка Синатры. Теперь, когда главный вопрос был решен, он снова вспомнил об "Экспошарме" и чувствовал себя беспокойно, как собака в лифте.

– -Извини, я порыл. Пора в праздничную рутину.

9.

За прекрасным катиным порогом плескалось обычное житейское море. Проходя мимо двух пожилых особ, встретившихся возле мусоропровода на третьем этаже, Сева успел узнать, что у одной из них на месте удаленного ногтя уже образовалась корочка. Мимо традиционных подъездных надписей: “Хочу секса!”, “Жила-была девочка, но она умерла”, “Кино” – наша группа крови” он вышел на асфальтовую поляну перед домом.

Подбежав к машине торопливым московским аллюром, Сева заметил под бампером свежий блеск – то ли тосола, то ли масла. М-да, без женщин и машин не прожить на свете, но сколько же от тех и от других мороки!..

Он поехал по извилистым асфальтовым протокам, выбираясь на ближайшую магистраль и читая названия на стенах домов: "5-я Газосварная улица", "Проезд энтузиазма молодежи", "Профсоюзный тупик".

Часы уже подбирались к 10.00, и Чикильдеев решил, что все-таки надо дозвониться до генерального и обозначиться. Может даже сделать вид, что он уже находится в Доме Искусств и рассказать вкратце какую-нибудь правдивую небыль вроде того, что в зале “Ц” упал со стены психрометр и что производственный отдел уже сидит в приемной у Спичкиса с готовыми заявлениями об увольнении, надеясь на снисхождение.

На углу Оптимистического переулка и улицы Худойбердыева он заметил телефон и выскочил из машины, как на пружине. На этот раз он услышал наконец на другом конце голос генерального:

– -У аппарата.

– -Говорит Всеволод, Илья Ильич,-сказал Чикильдеев бодро, но серьезно.

– -Ты где?

Тон его голоса подсказал Севе, что сильно врать не следует.

– -Подъезжаю к Дому Искусств. Можно сказать, в двух шагах,-сообщил он, пытаясь сообразить, в какую сторону нужно будет повернуть на улицу Худойбердыева, чтобы вдруг не оказаться в Мытищах.

– -Я тебя всё утро искал.

– -Так получилось, Илья Ильич. Вчера не удалось до дома доехать.

– -До дома не удалось, до рабочего места не удалось…

Как хотите, а голос Полуботова был всё-таки необычен в это утро.

– -Что с вами, Илья Ильич? Вам в тачку въехал "Мерс" с ширнутыми бандитами? Какие новости?

– -Новости удивительной хреновости. В салоне у нас кража экспоната.

Чикильдеева словно стукнуло чем-то по затылку.

– -Украли? Что?

– - Главный экспонат "Тьмы веков" попёрли. Книгу какую-то.

– -Ну, книгу – не так страшно. Это не Айвазовский.

– -Вот езжай и объясни это "Тьме веков",-сказал Илья Ильич без особой кровожадности, но и не слишком радушно.-Милиция уже там.

– -А без милиции нельзя?

– -Можно было бы, если бы ты лучше следил.

Чикильдеев решил не связываться с обиженным капиталистом.

– -И еще вот что,-сказал Илья Ильич.-Я директор и рисковать репутацией не могу. На мне вся фирма держится. Буду валить всё на тебя, а уж тебя-то я прикрою. К тому же договор с охраной ты подписывал.

– -Что вы имеете в виду, когда говорите, что меня прикроете?-спросил Сева с живым интересом.

– -Очень просто,-пояснил Илья Ильич.-Уволю за халатность.

Тут Чикильдеев уже на самом деле стукнулся затылком о бездушное стекло телефонной будки. Горькая обида оформилась в слова:

– -Ни фига себе пельмени! Это у вас называется: прикрыть?

– -Оно во всем мире так называется,-сказал Илья Ильич.-Завтра я тебя уволю, а через месяц возьму обратно. Уволю без выходного пособия, разумеется.

– -Меня нельзя сейчас увольнять!-глупо и безрассудно закричал Сева.-Я с девушкой только что познакомился!

– -Желания начальства надо уважать,-назидательно сказала трубка, и разговор прекратился.

Когда Чикильдеев снова вылез наконец из авто возле Дома Искусств, события ушли уже достаточно далеко.

Выставка, разумеется, была закрыта для посещения, Севе пришлось пройти сквозь небольшое стадо возмущенной публики. В зале уже крутилось телевидение – наверняка какое-нибудь пошлое "Времечко". Сева с ходу прекратил это безобразие, сказав вертлявому с камерой в наглые журналистские глаза:

– -Прекратите снимать и покиньте помещение.

– -Мне разрешила администрация Дома. Это для истории,-заерепенился было тот, но Сева разъяснил:

– -Здесь я руковожу историей.

Дальше поджидал Забиженский, который сразу же побежал следом, возбужденно сообщая:

– -Спичкис просил вас зайти, грозился, что выставку закроет… Уже начали составлять… акт!-при последнем слове зубы Геннадия Александровича щелкнули.

Только теперь Чикильдеев понял мудрость Ильи Ильича. Человек, уволенный с завтрашнего дня, мог себе позволить всё. От ощущения свободы у Севы даже закружилась голова. Остановившись, он с наслаждением произнес торжественным голосом: