Читать книгу "Остров Свиней - Мо Хайдер"

Было немного жутковато подходить так близко к распятию. Оно было примерно одного роста со мной и казалось настолько реальным, что пройти мимо него было все равно что пройти мимо мертвеца. Глядя прямо перед собой, я пригнул голову и шмыгнул в темный вестибюль, где в полумраке уже стоял Франденберг.

— Я хочу, чтобы вы увидели это, Джо.

Я постоял, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Сзади два готических окна отбрасывали на выложенный плитами пол разноцветные световые пятна, однако остальная часть церкви пребывала в тени. Я не сразу понял почему. Повернувшись, посмотрел на двери и увидел, что обшитый деревом шпиль представляет собой лишь внешнюю часть, заключающую небольшой вестибюль, а остальная часть капеллы, вытянувшаяся в темноте за Блейком, высечена прямо в скале. Все — алтарь, кафедра, сводчатый потолок, даже скамьи — было из камня с серыми прожилками. Несмотря на удивительно жаркий день, в церкви казалось холоднее, чем в погребе.

— Мы сами это сделали, — гордо сказал Блейк, и его голос эхом отдавался от стен, — молотками, зубилами и собственным горбом. От начала до конца нам понадобилось три года. Пятнадцать человек работали круглые сутки. Можете ли вы вообразить всю любовь, Джо, которая была вложена в такой проект?

Я вытащил свою камеру, передал девочке сумку и сделал несколько снимков, поставив фотоаппарат для устойчивости на скамью, поскольку не хотел использовать вспышку. На дальней стене висел деревянный крест, а под ним, в виде арки с золотыми листками, раскинувшейся словно солнечные лучи, были написаны слова: «Оставь мир, когда призовет тебя Господь. Не сопротивляйся Его воле. Прими Его милость и ощущай, как она растет внутри тебя». Алтарь был очень большим и, судя по изображениям, вероятно, выполнен тем же человеком, который изготовил распятие.

— И что же здесь происходит? — спросил я, шагая между скамьями.

— Что происходит? — Блейк нервно рассмеялся, показав свои длинные зубы — словно не веря, что я могу задать такой глупый вопрос. Периодически он поглядывал на девочку, как будто желал разделить с ней свое недоверие. — А что происходит в большинстве христианских церквей? Мы проводим здесь молитвенные собрания и службы.

— Молитвенные собрания? — Я опустил фотоаппарат. — Службы?

Он пристально смотрел на меня своими бледными глазами.

— Я имел в виду именно это. Вы когда-нибудь были на христианской службе, Джо?

— Да, Блейк, был. Меня пригласят на вашу службу?

— О, конечно, пригласят. Всему свое время.

Не отрывая от него глаз, я улыбнулся. Мы оба играли в одну игру и прекрасно это понимали.

— А этот замо́к? — Я кивком указал на большие парадные двери. — Там очень серьезный замок. — Я заметил его, как только мы вошли — здоровенный железный замок, открывающийся с обеих сторон. Ключ торчал изнутри и дополнялся несколькими засовами, расположенными по всей высоте двери. Окна были без защелок, так как вообще не открывались. По какой-то причине ППИ вынуждены были запирать эту церковь, хотя она находилась в нескольких милях от материка. — Очень надежно. Как в бункере. — Я лукаво подмигнул. — Думаю, вам нужно рассказать мне еще кое о чем. Когда пожелает Господь.

Блейк выпрямился во весь рост и глубоко вздохнул.

— Вы останетесь у нас на ночь, Джо? У меня нет желания отправляться на материк. В моем коттедже приготовлена для вас постель.

Я коротко засмеялся.

— Ну конечно, я собираюсь остаться, Блейк! Ну конечно.

8

После экскурсии Блейк на час спустил меня с поводка, чтобы сделать фотографии — мне разрешили ходить где угодно при условии, что я не буду подниматься наверх к утесу. В качестве сопровождающего он приставил ко мне девочку-подростка. Когда я фотографировал, она несла мою сумку, держала отражатель и ничего не говорила до тех пор, пока мы не оказались в стороне от коттеджей. Я как раз менял линзы, когда она вплотную подошла ко мне и сказала чуть ли не на ухо:

— Они на другой стороне острова.

Остановившись, я посмотрел на нее. Лицо ее было очень бледным, глаза водянистыми и холодными, как вода в плавательном бассейне.

— Ну, свиньи. Вы же хотели узнать насчет свиней. Вот я и говорю, что они там. — Она показала глазами в сторону утеса и кивнула, словно желая указать мне направление, но боясь, что ее увидят. — Вон там. На той стороне. Только никто не собирается, ну, дать вам туда пройти.

Я опустил камеру.

— А почему? Что там такое?

— Я не могу вам этого сказать. Мы не должны говорить с вами об этом. Блейк сам собирается вам все рассказать.

Я внимательно посмотрел на нее. Гладкие светлые волосы зачесаны за уши, сама девочка чрезвычайно бледная и тощая, с пальцами тонкими, как лапки у паука, и ногами как у скелета, обутыми в желтые сандалии и покрытыми болячками и волдырями.

— А тебя как зовут?

Усмехнувшись, она вытерла руку о шорты и подала мне.

— Меня зовут Соверен. Да, именно Соверен. Так меня назвали родители. Потому что я была, ну, настолько ценной для общины, когда появилась на свет. Наверное.

— Так ты родилась здесь?

— Ага, и это место мне совсем не нравится. В день, когда мне исполнится восемнадцать, все это уже станет историей. — Она изобразила рукой самолет и направила его в сторону материка.[11]— Пока, дорогие, вы больше меня не увидите. Осталось всего четыре месяца.

— А кто твои родители?

— Гаррики. Да вы с ними знакомы. Ну, у которых словно кол в заднице.

— Да, я с ними знаком.

— Я знаю, о чем вы думаете — дом престарелых, да? — Она усмехнулась, показав дырку на месте левого клыка.

«Никакого лечения», — промелькнуло у меня в голове.

— Они ждали до тридцати восьми лет, пока наконец меня не сделали — уже совсем старыми. Ничего себе, правда? Но тут все такие — кучка дебилов. — Она перестала улыбаться и несколько секунд смотрела на меня, переминаясь с ноги на ногу и обкусывая большой палец. — А знаете, вы не похожи на журналиста. — Она вытащила палец изо рта. — Вам кто-нибудь об этом говорил? Я много смотрю телик и знаю, как должны выглядеть журналисты. Первое, что я подумала, когда вас увидела, — ни в коем случае, он совсем не похож на журналиста.

Я посмотрел на свои видавшие виды шорты, большие перепачканные руки и грязные сандалии и не смог удержаться от улыбки. Она была права — несмотря на диплом по психологии, хорошо обставленный дом и непыльную работу, я так и не смог вытравить из себя мерсисайдского докера. Я занимался этим делом только один раз — летом, когда помогал отцу, — но, очевидно, оно сидело у меня в генах.