Читать книгу "Две свадьбы и одни похороны - Дмитрий Старицкий"

Сам же взял Катю (для охмурения Олега) и поехал на Фреде инспектировать автобус, а то что-то переделка его затягивается. И вообще я соскучился по своему «путанабусу».

По дороге, в машине, Катя меня натурально огорошила. Взяв в свои руки мою длань и прижав к своей щеке, она посмотрела на меня умоляющим взглядом Кота в сапогах из «Шрека», но сказала вполне утвердительно:

— Жорик, я, наверное, здесь, в Порто-Франко, жить останусь.

Я, откровенно говоря, офигел. Думал, что Катя сейчас заведет тягомотную бодягу о пересмотре гаремного графика или о чем-то таком еще, повышающем ее статус и благосостояние. Но вот поверить в то, что мягкая, беззащитная Катя отважится на такой поступок; спрыгнуть в никуда с нашего ощетинившегося стволами автобуса — это в голове не укладывалось.

На автомате принялся ее уговаривать:

— Милая, ты же знаешь, как этот город опасен. Сама же чуть не вляпалась в плохую историю в квартале «красных фонарей».

Но тут же вспомнил, что та же Катя, сопливая вчерашняя школьница из провинции, выжила-таки в Москве на Киевском рынке, с его не совсем гуманными нравами. Правда, в диаспоре. Но все же, все же…

И тут оказалось, что у Кати все ходы расписаны заранее.

— А я туда, Жора, ходить не буду, клянусь. — Тут Катя, отпустив мою ладонь, торопливо перекрестилась. — И жить буду на другом конце города. Устроюсь работать к Саркису. Пусть попробуют меня тронуть у такого авторитетного работодателя.

Вариант того, что Саркис мог ее на работу и не взять, она, похоже, даже не рассматривала.

Но как, однако, броуновское движение любовных феромонов[36]резко меняется на встречное.

Быстро тут на Новой Земле все происходит. Бац! И в наличии двое влюбленных. Воздух свободы, не иначе. С Биллом все ясно. Катя для него — неземная красавица, какую можно встретить только раз в жизни и всю оставшуюся локти кусать, если упустишь. А то и не встретить, а только в «Плейбое» полюбоваться, на развороте, как девушкой года. А вот Катя, влюбившаяся в жест, в противоречие его образа в двух ипостасях — тучного увальня за кассой и одновременно ловкого ганфайтера[37]— под вопросом. Надолго ли этого толчка хватит для семейной жизни? Впрочем, зависеть это уже будет от Билла. А Катя… Что Катя? Девочка она уже взрослая, половозрелая, с гражданской дееспособностью, сама выбирает свою жизнь.

— Думаешь осадой взять крепость под именем Билл? — сделал я вид, что сам догадался.

— Надеюсь, — не стала она врать и запираться.

И тут же встрепенулась, порывисто тараторя:

— Ты меня отпустишь? Дюлекан же отпустил!

— Я вам не сутенер, чтобы кого-то не отпускать, если у вас есть желание уйти. — Как же меня раздражает это их постоянное невольное сравнение меня с сутенерами! Но видно, это вбито уже в их подсознание: любой мужчина, который ими командует, имеет власть над их свободой.

— Сама понимаешь, что «гарем» — это всего лишь далеко зашедшая ролевая игра. Просто перед тем, как расстаться, я желаю убедиться в вашей безопасности. Как минимум.

— Ты никого из нас не любишь? — удивилась Катя.

— Я люблю всех вас одинаково крепко. Регулярно и добросовестно. В гареме по-другому нельзя, — ушел я от ответа.

— Так ты меня отпускаешь?

— Опять за рыбу гроши… Я же сказал: никого насильно не держу. — Блин, этот мексиканский сериал стал меня уже доставать.

— Спасибо, тебе, милый, — сказала Катя и неожиданно поцеловала мою руку, — ты делаешь меня счастливой.

— Счастливой быть девочкой из таверны? — протянул я вопросительно и процитировал Новеллу Матвееву: — «Любви моей ты боялся зря — не так я сильно люблю. Мне было достаточно видеть тебя, встречать улыбку твою». Тебе будет этого мало.

— Я дождусь, — заявила Лупу с внутренним убеждением, — теперь у меня есть цель в жизни.

— Стать женой Билла?

— Да. Я что — недостойна? — Похоже, Катя делает судьбе вызов.

— Достойна. Конечно достойна, — поспешил я ее заверить и успокоить. — Только вот о том, что была проституткой, скажи ему сразу сама. До первого вашего поцелуя. Это очень важно. И до того, как мы отсюда уедем; чтобы тебе было куда вернуться в случае чего.

— А это обязательно — все про себя рассказывать? Сам же говорил, что каждый имеет право на второй шанс. Начать жизнь заново. — В голосе Кати звучали мольба и надежда.

— Да, говорил. И сейчас скажу. Все правильно. У тебя есть шанс на хорошую жизнь. И на счастье с Биллом тоже есть шанс. Ты же чертовски красивая. И умная. Гремучая смесь. В такую девчонку, как ты, невозможно не влюбиться. Только есть один нюанс. И он не в тебе. В Билле.

Катя готова была заплакать. Видимо, я рушил ее какие-то уже сформировавшиеся иллюзии.

— Но ведь никто ничего не узнает, — настаивала Катя. — Ты же ведь не скажешь?

— Я не скажу. Другие могут сказать.

— Девчонки тоже не скажут, — сказала она твердо.

— Почему ты так в них уверена? — удивился я. — А если позавидуют по-черному?

— Нет. Не скажут. Они не такие, — убеждала Катя, скорее всего, сама себя.

— Допустим, все так, — добавил я аргументов. — Вышла ты замуж за Билла. И через год вы встречаете на улице тех же Кончиц с Урыльник. Ты же не удержишься похвастаться перед ними мужем, утереть им нос. А они ему скажут: Билл, ты лох, ты женился на проститутке, которую вся Москва поимела. Ну и вранья с три короба, лапши ему на уши. Ты уверена, что знаешь, как он на это будет реагировать?

— Не знаю. — В ее голосе проскользнули нотки отчаяния.

— Вот и я не знаю.

Катя смотрела на меня с отчаянием, по щеке катилась большая прозрачная горошина. Другая такая же уже набухала в уголке глаза.

— Я что теперь — как чумная, да? — сказала она с хрипящим всхлипом. — Мне теперь и жить по-человечески нельзя? Так? Жорик, почему я такая несчастная… — Вот уже и заревела всерьез.

Что называется — навзрыд.

Джип уже стоял в переулке перед Олеговым ангаром, но тактичный Фред не торопил нас покидать салон такси. Чуял, проницательная шотландская морда, что нельзя нас трогать именно сейчас.

А я опять гладил Катю по ее шикарным волосам, давая ей выреветь обиду на весь белый свет. Точнее, на два белых света. Просто не мужчина — а жилетка, в которую так удобно плакаться.