Читать книгу "Ярость on-line - Александр Романовский"

Волк шагнул вперед.

Гангстеры посерьезнели, поглядывая то на Курта, то на пыточных дел мастера. Даже толстяк «всадник» перестал буянить и заинтересованно притих. Все понимали — вот-вот что-то случится. Напряжение росло, трещало статическими разрядами.

Курт сделал второй шаг. Не для того, чтобы настичь, — хватило бы одного-единственного прыжка. Ударить, повалить, разорвать глотку когтистой лапой… И — все. Убить, как всегда, ибо иной мести Волк не знал. Не умел. Не понимал. Очистить мироздание от еще одной сволочи. Давить которых Волк поклялся по мере сил.

— А сил у меня немерено, — буркнул Курт. Уильяме отшатнулся. Кровь отхлынула от лица, рот безвольно приоткрылся. Глаза испуганно выпучились. Джошуа стал похож на лягушку, прыгнувшую в сачок натуралиста.

— Эй, ты чего? — квакнул Уильяме — Озверел, что ли?!

Сообразив, что отнесся к выбору выражений весьма неразборчиво, парень прикусил язык (как в буквальном, так и в переносном смысле). Одно лишнее слово, и…

— Халат бы сменил, — заметил Волк.

Предмет профгардероба представлял собою запущенный случай — старые пятна, въевшаяся красная палитра. Чтобы добиться такого эффекта, требовалось извести, две-три банки кетчупа. Не следовало заблуждаться относительно того, чем на самом деле Джошуа занимался в своей робе, — кулинария к этому не имела никакого отношения.

Курт растопырил когтистые пальцы. Оружие ему не понадобится. Он еще сильнее укрепился в первоначальном, инстинктивном намерении, появившемся сразу же, как только безволосый вошел, — выпустить ублюдку кишки. Причиной этого, как ни странно, послужило не что иное, как грязный, заляпанный кровью халат. Кусок хлопчатобумажной материи с рукавами. Они-то стали красными по самые локти.

Волк двинулся вперед.

Открыл рот:

— Теперь молись, ублюдок…

«Черепа» расступились, разумно решив, что им за потасовки с Волками не доплачивали.

Толстяк «всадник» ухмылялся.

Пусть «черепа» перегрызут глотки друг дружке. Человеческая цивилизация не оскудеет.

Уильяме попытался развернуться, но оступился и стал падать. Прежде чем худосочное тело оказалось на полу, взгляд безволосого ушел куда-то в сторону — над плечом приближавшегося Курта, туда, где находился «парадный» вход в камеру пыток. Курт пригляделся — разноцветные радужки синего и темно-карего глаз отразили чей-то высокий, темный силуэт (синий справился с задачей много лучше соседа).

Кто-то, не шевелясь, стоял в проеме.

Волк потянулся к кобуре, но в последнее мгновение отдернул лапы. Зверь еще не развернулся во всю безграничную мощь, не вытеснил из сознания остатки разума. (Курту ежеминутно приходилось опасаться этой угрозы, дабы не сорваться с цепей и не наворочать дел. Разрывать все цепи — недопустимо и глупо. Однако такова природа ярости.) Особенно крепко приходилось держать себя в руках, когда поблизости находился один человек. По иронии судьбы, сей персонаж фокусировал на себе всю ненависть, скопившуюся в Курте к настоящему моменту.

Выпрямившись, Волк обернулся.

Череп входил в помещение, с интересом оглядываясь. Первым (благодаря незавидной позиции) его появление заметил «всадник». Обрюзгшая физиономия вытянулась, как у обреченного, распрощавшегося мгновение назад со всякой надеждой.

— Оставь Джошуа в покое, — сказал Череп. При этом он глядел на «всадника», но все знали, кому адресовалось приказание. — Конечно, если бы я опоздал на какие-то секунды и застал тебя с окровавленными лапами над телом бедолаги, нам осталось бы смириться с утратой и пытаться жить дальше… — Череп, не скрывая сарказма, подмигнул дрожавшему Уильямсу. — Две потери за одно преступление — чересчур большая цена. Тем не менее я не позволю тебе направо и налево истреблять моих людей. В этом случае твоя жизнь стала бы для меня непозволительной блажью.

Череп впервые с начала монолога поглядел Волку в глаза. Взгляд этот был тверд и монолитен, будто кусок гранита. Курту стоило усилий выдержать его, не моргнув.

За последние недели Череп осуществил поразительную эволюцию в хит-параде антипатий Курта Страйкера, поднявшись с предпоследнего места на второе, обставив Лысого Хью и Хэнка Тарана. Выше гангстера оставалась единственная, недосягаемая и блистательная звезда — Ковбой. Его-то Волк ненавидел до дрожи в коленях.

Монолог в защиту Уильямса был весьма однозначен. И все-таки даже в такой ситуации Череп не пошел против своей шакальей натуры. Он сравнивал, сопоставлял людей, их коэффициент полезной отдачи и компетентность, точно речь шла о машинах. Убей Волк Джошуа, и Череп ограничился бы выговором. (Мол, убивать плохо.) Однако это сдерживало Курта сильнее какой-либо кары.

Череп вновь повернулся к «всаднику». Тот бился в путах, словно жирная гусеница. Ни вырваться, ни спастись, не превратиться в бабочку и покинуть бренное тело.

Западня из раскаленных лезвий.

— Вот так, Стивен, — вздохнул Череп. — Допрыгался?

— Сволочь!

Глава Ордена лениво осклабился:

— Возможно. И все же тебе следует отнестись к ситуации более серьезно. Я бы сказал — конструктивно. Побег исключен. Никто тебя не спасет. Считай, что всего прочего мира просто не стало. Рано или поздно, но ты заговоришь. Здесь, — Череп кивнул на «инструментальные» полки, — ломали и более крепких парней, считавших, что круче них только килограмм пластида.Чем раньше заговоришь, тем милосердней будет смерть… Чего там — мы даже оставим тебе жизнь. Спаси себя; забудь о чепухе, что зовется долгом. Ты ведь обычный человек — из костей, плоти, крови…

— Жизнь, говоришь? — разъехались пухлые губы.

— Конечно, — кивнул Череп. — И отпустим на все четыре стороны. Но после того, как уладим все дела с твоим… кланом. А до того — посидишь здесь, на диете из воды и овсянки. Она пойдет тебе на пользу, спасибо скажешь. Но сперва — расскажи. Выпусти, не держи это в себе. Такие нагрузки, знаешь, очень вредны для нервной системы. — Тон главы Ордена был совершенно спокоен, но внутри, вероятно, гангстер захлебывался истерическим смехом. Такова была его обычная манера беседы.

Голова «всадника» качнулась на столешнице:

— Я ничего не знаю. Во всяком случае, о том, что тебя интересует. Он не верит никому.

— Что ж, мы это проверим. — Череп едва заметно вздохнул. Ему не хотелось терять драгоценное время. — Однако подумай вот о чем… Даже если выяснится, что тебе действительно ничего не известно (после кромешного ада, где выжить сможет не всякий), мы, не теряя ни единой лишней минуты, заберем тебя отсюда и отвезем туда, где на твою тушу всенепременно наткнутся собратья по клану. А предварительно шепнем кому нужно, что ты продал нам все, что знал и не знал, — до того, как тебе вырвали язык! — Смех вырвался наружу и заметался черной птицей.

Физиономия толстяка покраснела, затем побледнела. Яркий рот открылся, и, не проронив ни слова, толстяк изрыгнул оскорбление, которое могло обидеть не только морально. Горизонтальное положение не очень-то подходило для таких упражнений, поэтому не случилось ничего необъяснимого — сгусток слюны, кое-как преодолев часть дистанции, растерял ускорение и шмякнулся о штанину «всадника».