Читать книгу "Китайские дети - Ленора Чу"

Переезд в Китай оказался для нас обоих возвращением домой – по-разному. Поездка Роба с Корпусом Мира вдохновила его решение стать журналистом. Мои китайские корни – мой фундамент как потомка, который побывал в долгой экспедиции и теперь навещает родину. У нас с Робом в крови бродило как раз нужное количество фермента перемен, чтобы забрать ребенка и переехать в другую страну.

Пока мы вживались в роль родителей, дух приключений и приспособляемость оказались очень кстати, и они стали для нас необходимыми по мере того, как мы понимали, чего от нас в Китае ждут как от родителей не только китайские учителя, но и общество в целом.

* * *

Вскоре, когда Рэйни уже пошел в садик, я начала улавливать, что образование ребенка – это полная занятость по крайней мере для одного родителя. Через три месяца Рэйни в детсаду я познакомилась с одной пекинкой, которая во время китайского экономического бума резко бросила торговлю промышленным оборудованием. Продажа станков принесла ей богатство, но из-за работы она безвылазно сидела на всяких переговорах – по многу часов.

– Однажды мне пришлось выбрать: либо совещания с боссом, либо занятия с дочкой в школе, – сказала она. – Они совпадали по времени один в один. – Она в суматохе как-то раз проворонила и то и другое. – Школа, оказывается, куда жестче работы. Вот я и ушла. В «Сун Цин Лин» таких родителей любили.

– Мы не детей берем – мы берем родителей, – как-то раз заявила на родительском собрании директриса Чжан битком набитому залу кивавших чернявых голов. – Вчера я познакомилась с родительницей, которая купила две флейты. Одну – себе, чтобы репетировать вместе с дочерью. Такие родители мне нравятся.

Директрисе Чжан нравились родители читающие и отвечающие. В китайском образовании ведется обширная переписка: уведомления, напоминания, СМС, электронные депеши, письма и разрешения от родителей. Рядом с комнатой занятий Рэйни висел ряд досок с объявлениями, они ежедневно подогревали толки среди родителей и прародителей, толпившихся возле них в три слоя. Эти чудища каждое площадью пять квадратных футов я привыкла именовать «Махиной». Ключевыми на ней были еженедельное расписание, обеденное меню и творения воспитанников – например, пара десятков нарисованных павлинов, каждое перышко в хвосте – под строго определенным углом. Как раз с наставлениями Махины я и начала конфликтовать – с уведомлениями о всевозможных задачках для родителя и ребенка: работа на дом, книги для чтения, задания. Если указы родителям не возникали на Махине, их отправляли прямиком с ребенком, в папке на трех кольцах, куда учителя пристегивали разные бумажки и записки. Имелся и классный блог.

Самой докучливой оказалась родительская группа в WeChat, из-за которой я была безотлучно привязана к телефону сутками напролет. WeChat – мессенджер, в Китае более популярный, чем электронная почта. С помощью этого мобильного приложения учителя могли доносить до нас все свои приказы. А приказы эти так и сыпались. Например:

На этой неделе мы берем тему «Я люблю свою семью». Начнем с рисования матери. Мамы, будьте любезны принести свой фотоснимок в сад. Подтвердите получение.

Не отставать от таких вот ежедневных заданий – неотъемлемая часть здешнего родительского воспитания. Иногда указания поступали ошарашивающие: «Принесите в школу пластмассовую рыбу»; или тревожащие: «Завтра медосмотр, скажите ребенку, что в него будут тыкать пальцем и он обязан бесстрашно это выдержать»; или противоположные моим представлениям о выносливости человеческого тела: «Сегодня холодная погода, и детям нельзя заниматься уличными видами спорта».

Бывало, что учителя привлекали родителей как бесплатную рабочую силу: «Вырвите все страницы из прописей и приделайте к соответствующим страницам учебника». В тот день Рэйни притащил на себе домой семь рабочих тетрадей, и мы устроили на обеденном столе маленькую фабрику – вырывали листки из тетрадей, листали страницы и пришивали степлером много часов подряд.

– Разве не школа должна этим заниматься? Не нянечки? – спросил Роб, берясь за степлер. Я покачала головой.

Родители для китайской системы образования – равноправные партнеры, и горе тем мамашам, кто прозевал записку или не принес пластмассовую рыбу.

Шли недели, обстрел посланиями в WeChat продолжался, тревожность моя росла. Ответ родителя на сообщения учителя в WeChat должен был быть стремительным, лучше всего – сию же секунду; не отставать от этого ежедневного потока сведений – моя работа. Вскоре я осознала, что именно раздражает меня больше всего: остальные родители-китайцы. Все это очень походило на гонки, будто я играла в «горячие стулья», кон за коном, и из-под родителя, который отвечал последним, могли вышибить стул. Учительница пишет:

Есть ли у кого-нибудь из родителей костюм «черепаха и заяц» для игры по ролям?

Через несколько секунд возникает какофония – в основном матери, – и мой телефон дребезжит от каждого следующего сообщения:

Да! У меня! Учитель, вы так стараетесь!

У меня есть костюм черепахи и зайца!

Отправляюсь купить немедленно! Учитель, вы изумительны!

Получила сообщение! Сделаем, как вы скажете!

У одной родительницы рвения было через край, и у нее оказались не только костюмы черепахи и зайца, но и «лягушки, золотой рыбки и головастика!». Остальные тут же бросились искать костюмы животных (или по крайней мере заявляли о своем усердии в WeChat).

Я не понимала смысла игры по ролям, не рвалась я и рядить своего трехлетку в костюм пресмыкающегося.

Но в тот конкретный день лишаться стула мне не хотелось, и я транслировала свой пыл:

Учитель, сделаю тут же!

Сообщения от наставников приходили в любое время дня и даже ночью и по выходным, а в некоторые сутки я насчитывала в нашей группе три с лишним сотни сообщений.

Большинству китайских семей было проще не отставать, чем мне: простая арифметика. Политика планирования семьи в Китае в последние пару десятилетий – «политика одного ребенка», как ее именуют попросту, – означала, что у многих одногруппников Рэйни нет ни братьев, ни сестер. У этих детей были мама, папа, две бабушки и двое дедушек, итого шестеро взрослых на одного ребенка. Такова перевернутая пирамида жизни в большинстве китайских городов – нередко под одной крышей обитают три поколения: ребенок, родители и парочка прародителей.

У такого уклада время от времени проявляются и теневые стороны: ребенок растет настолько избалованным, что в народе их именуют «императорчиками». А бывает, что множество заботливых рук оказывает на воспитанника в основании этой пирамиды сокрушительное давление надежд. Я частенько вспоминаю китайскую поговорку «бу кань чжун фу» – представляю себе ослика или рабочую лошадь, тяжко груженных товаром, которые «больше не тянут бремя».

Но хороша пропорция «шесть к одному» между взрослыми и детьми тем, что китайские городские дети обычно окружены многочисленными людьми, готовыми разделить тяготы образования. Моему двоюродному дедушке Куанго, общительному человеку со статью, приобретенной за десятилетия во главе банкетного стола, дедом работать давалось так, будто это азартный спорт.