Читать книгу "Потаенные места - Кэтрин Уэбб"

– Но ведь потребуется новая мебель? Новые ткани и все остальное?

– Почему бы нет? Давно пора осовременить по крайней мере один уголок этого старого жилища. Надеюсь, со временем у нее дойдут руки и до других комнат. У нее, знаешь ли, на такие вещи наметанный глаз.

– Ты так думаешь? Ну-ну… – вздохнула Нэнси. – Ты такой же мягкий, Алистер, каким был мой покойный брат.

– Мы можем позволить себе быть мягкими, когда ты за нами присматриваешь, – улыбнулся Алистер.

Прежде чем войти в комнату, Ирен расправила плечи, подняла подбородок и постаралась, чтобы ни на ее лице, ни в ее голосе нельзя было заметить даже намека на стремление оправдаться.

– Я действительно очень благодарна… – сказала она.

– Вот и ты, дорогая, – проговорил Алистер. – Мистер Блант готов выслушать твои указания.

– С добрым утром, миссис Хадли, – неохотно пробурчал Верни, толстый человечек с красным лицом и седыми волосами.

– Здравствуйте, – поприветствовала его Ирен.

Молодой помощник, выглядящий лет на пятнадцать, с любопытством взглянул на нее, и Ирен стало интересно, какие слухи о ней он разнесет по Слотерфорду. У паренька были темные немытые волосы и узкое, как у хорька, лицо. Его взгляд выдавал, что он начеку, и во всем облике чувствовалось напряжение.

– Ты ведь из семьи Таннеров, не так ли? – обратилась к нему Нэнси.

Парень кивнул.

– Ступай, принеси все остальное, – отрывисто приказал Верни, и его помощник поспешил выйти.

– Серебро в безопасности, мистер Блант? – спросила Нэнси.

Верни Блант расправил грудь, но выглядел немного смущенным.

– Полагаю, да, мисс Хадли. Он хороший мальчик, не такой плохой, как некоторые из них. И я буду следить за ним, можете на меня положиться.

– Как его зовут? Ной? Авраам? Иона?

– Иосиф, мадам.

– Одна из наших слотерфордских шуточек, – проговорила Нэнси, обращаясь к Ирен. – У нас говорят, что самая безбожная семья во всем графстве должна, по крайней мере, выбирать библейские имена для своего потомства.

– Вот как? Они что, не посещают церковь? – спросила Ирен.

– Отчего же, некоторые ходят. Когда не слишком пьяны, чтобы стоять на ногах, – пожала плечами Нэнси. – Ну а теперь я вас оставлю. Желаю успеха в ваших творческих начинаниях. Мне нужно повидаться с Лейком, прежде чем он начнет устанавливать новые изгороди на верхнем участке.

С этими словами она вышла из комнаты, решительно заснув руки в карманы жакета.

В ее отсутствие Алистер улыбнулся и заключил Ирен в быстрые объятия, прежде чем шаги рабочих снова раздались в коридоре.

– Кто такой Лейк и что это за верхний участок? – спросила Ирен.

– Ты встречалась с Джоном Лейком, помнишь? Это управляющий фермой. Такой огромный парень.

– Ах да, конечно.

Ирен не забыла о высоком росте этого человека и его бычьих плечах, почти закрывающих небо, но не могла вспомнить лица. У нее в памяти осталось басовитое рычание его голоса, но не то, что он говорил. Попав в Уилтшир, она обнаружила, что диалект местных жителей ей почти непонятен, и в первые несколько недель после свадьбы чувствовала себя в деревне чужой. К тому же она боялась встретиться с теми знакомыми Алистера, которым он ее представил, так как сразу забыла их имена.

– А верхний участок – это поле на холме, которое спускается по склону в сторону Биддстона. Там сейчас находятся наши овцы. Хорошее пастбище, каменистое, как и все в здешних краях, но с отличным дренажем.

– Нэнси здесь, похоже, незаменима, да?

– Полагаю, что так. Во всяком случае, она занимается нашим хозяйством очень усердно. Ферма и Слотерфорд – это ее жизнь.

– Ферма, Слотерфорд и ты.

– Да, полагаю, что так. Особенно после того, как умер отец.

– Должно быть, в свое время у нее водились женихи? Я видела ее портрет в ранней молодости. Она была очень красивой.

Портрет висел в кабинете, напротив портрета родителей Алистера – брата и невестки Нэнси. Были и ранние фотографии, размытые и выцветшие, на которых была запечатлена Нэнси с высоко уложенными волосами, длинными и темными, с острыми скулами и безупречной кожей. Глаза ее казались холодными и злыми.

– Были. Но тот, который ей очень нравился, сбежал, и, кажется, на этом вопрос с замужеством был для тети Нэнси закрыт. Это произошло, конечно, еще до моего рождения, и она вся ощетинивается, когда я начинаю расспрашивать.

– Ты меня удивил.

– А не сходить ли нам вместе на фабрику? Тогда я смог бы тебе показать, чем занят весь день.

– Мне постоянно давали понять, что большинство мужчин не хотят, чтобы их жены знали, чем они занимаются весь день, – возразила Ирен.

– Ну, я не такой, как большинство мужчин, а ты не такая, как большинство жен. Теперь это твой дом, так же как он был домом для многих поколений моей семьи. Мое самое заветное желание состоит в том, чтобы ты узнала и полюбила его, как я, и была тут счастлива. Я знаю, тебе потребуется немного времени, чтобы приспособиться, но ты увидишь… Ты здесь проживешь хорошую жизнь.

Он сжал ее руку в своей, и Ирен поняла, как сильно ему хочется, чтобы так оно и было. Она почувствовала себя беспомощным инвалидом, которого приходится учить «приноравливаться» к окружающему миру.

– Хорошо. Я пойду с тобой на фабрику после обеда.

Ирен, конечно, не знала, чего ожидать от фабрики, но не могла и предположить, что та окажется таким большим и сложным производством. Это так не вязалось с остальной частью деревни, спокойной и буколической. С первого взгляда казалось, что в этих краях труд может быть только ручным. Вместо этого здесь все приводилось в действие паром и электричеством, и все это произвело на Ирен ошеломляющее впечатление. Когда Алистер вел ее от здания к зданию, она ловила на себе любопытные взгляды рабочих, но едва они встречались глазами, все тут же возвращались к работе и выполняли ее с преувеличенным усердием, как будто она являлась каким-то высокопоставленным гостем. Возможно, так оно и было. Ее познакомили с приказчиком, Джорджем Тернером, и с его заместителем, мастером производства. Алистер рассказал ей о процессе изготовления бумаги, когда они вошли в огромный машинный зал, – о том, как макулатуру и старые тряпки размалывают, превращая в мягкую массу, а затем перекачивают насосами на бумагоделательную машину Фурдринье. Этот монстр имел почти сто футов в длину и шесть в ширину. Целлюлоза – так называлась мягкая масса – поступала на сетку, где из нее удалялась вода, затем попадала на войлочную ленту, движущуюся с постоянной скоростью, после чего проходила через ряд огромных, нагретых паром цилиндров, чтобы окончательно высохнуть. Под конец она оказывалась смотанной в огромный рулон готовой бумаги. Ирен часто кивала, чувствуя, как из-за жары блузка на ней становится влажной от пота.