Читать книгу "Неизвестная война - Отто Скорцени"

Когда 23 декабря генерал фон Мантойффель по причине отсутствия топлива вынужден был остановить наступление в шести километрах от Динана, ему противостояла только 29-я британская танковая бригада из XXX корпуса. Эйзенхауэр, опасавшийся, что Монтгомери оторвется от противника, передал ему в подчинение американские части, находящиеся на правом фланге. Это были 9-я армия Симпсона и «отчаянно сражавшаяся» 1-я армия Ходжеса. Однако XXX британский корпус оставался на правом берегу Мёз до 3 января 1945 года, а на юге Брэдли сражался, имея в своем распоряжении лишь остатки III и VII корпусов американской армии.

В «Мемуарах» Монтгомери пишет, что он на всякий случай разместил 20 декабря XXX корпус на другой стороне реки. Единственная британская резервная танковая дивизия выгружалась на побережье, даже рассматривался вариант ее повторной загрузки. Британский экспедиционный корпус был «готов к любым возможным обстоятельствам». 20 декабря Монтгомери отправил телеграмму Черчиллю, в которой описал ситуацию как «крайне тревожную». Доказательство того, что он принимал во внимание возможный уход корпуса, напоминавший совершенный в 1940 году, мы можем найти в его «Мемуарах». Я привожу цитату, не публиковавшуюся ранее, из упоминавшейся мной телеграммы: «На этот раз, — сообщил Монтгомери в телеграмме, — мы не можем совершить посадки на корабли в Дюнкерке, так как там все еще находятся немцы». Действительно, Гитлер приказал нашим войскам удерживать до конца некоторые важные города: Дюнкерк, Лорьян, Сен-Назер, Ла-Рошель и Руан. Последний был в апреле 1945 года полностью разрушен американской авиацией.

6 января 1945 года очень обеспокоенный Уинстон Черчилль просил помощи у Сталина: «На Западе идут очень тяжелые бои, — телеграфировал он. — Я был бы очень благодарен, если вы сообщите мне, можем ли мы рассчитывать в январе на наступление русских в районе Вислы или на каком-нибудь ином участке фронта».

Первоначальные результаты нашего наступления оказались серьезными; оно также имело важные политические последствия. Обращение Черчилля к Сталину выдает его беспокойство и опасение по поводу возможного заключения мирного договора на Востоке, как это случилось в августе 1939 года.

Американское общественное мнение было недоброжелательно настроено в отношении англичан. В течение двух месяцев пресса по ту сторону Атлантического океана безжалостно критиковала Монтгомери, так как его позиция и самоуверенность казались невыносимыми, особенно после поражения, которое он потерпел под Арнем. И наоборот. Английская пресса не щадила Эйзенхауэра, обвиняя его в недостаточной прозорливости, а то и в легкомысленности.

По просьбе Черчилля Монтгомери в середине января провел свою знаменитую пресс-конференцию, где им был произнесен «пламенный призыв об американо-британской солидарности». Признав тот факт, что неприятель недавно нанес мощный удар, «потрясший армию союзников», маршал обратился к журналистам: «Разрешите напомнить, что капитаном нашей команды является Эйзенхауэр. Я полностью предан Дуайту — нас соединяют узы искренней дружбы. Нелестные статьи о нем в британской прессе очень меня огорчают. […] Поэтому я прошу вас всех помочь положить конец эксцессам подобного рода».

Я думаю, что присутствующие журналисты немного удивились, услышав слова маршала: «Мне вручили американский паспорт, и таким образом я стал членом армии Соединенных Штатов, а отпечатки моих пальцев зарегистрированы в Пентагоне в Вашингтоне — это все-таки лучше, чем если бы они фигурировали в Скотланд-Ярде!»

Подобное обращение имело плачевный эффект. Монтгомери признал в «Мемуарах», что лучше бы он промолчал. «Я играл роль побежденного, но не немцами, а американцами», — подытоживает он. К тому же британский маршал определил недавнюю битву как «занимательную». Как могли с ним согласиться Эйзенхауэр, Брэдли, Ходжес, Джерау и Симпсон, потерявшие 80 000 солдат?

В 1945–1960 годы многие авторы определяли наступление в Арденнах как «глупую попытку Гитлера, обреченную на явное поражение еще до ее начала». Через десять лет Лиддел Харт признал не только то, что план этого наступления «отлично подготовлен», но и то, что «вначале союзники оказались на грани катастрофы».

Операция «Гриф» произвела на него большое впечатление. Что касается операции 150-й танковой бригады, то этот историк принял во внимание многочисленные трудности, которые мы вынуждены были преодолеть, чтобы ее оснастить и замаскировать.

«Эта поверхностная маскировка требовала осторожности, — писал он. — Так как на северном участке, где бригада готовилась к действию, не удалось сделать прорыв в обороне противника, решили использовать ее позднее, а со временем вообще от нее отказались. Однако вторая часть операции увенчалась фантастическим успехом, превзошедшим все ожидания».

Десятки тысяч солдат военной жандармерии охотились за «переодетыми нацистами», чтобы как можно быстрее напасть на их след. Эта охота была удачной. Лидцел Харт вспоминает о «гигантском и вызывающем тревогу обмане», одной из первых жертв которого пал генерал Брэдли. В «Soldiers Story» («Солдатская история») этот генерал описал, как «полмиллиона американских солдат развлекались на дорогах игрой в кошки-мышки».

Встречи с этими людьми избежать было невозможно, что, по мнению самого Брэдли, имело следующий результат: «Ни генеральские погоны, ни документы, удостоверяющие личность, ни протесты — ничто не могло уберечь от инквизиторских вопросов на каждом дорожном перекрестке».

Сам Брэдли три раза «доказывал», что он действительно является американцем, называя столицу штата Иллинойс и перечисляя игроков известной футбольной команды. Он попался на третий раз, когда не знал фамилии последнего мужа Бетти Грейбл, но жандармы разрешили ему проехать.

А ведь Брэдли предупредили. Офицеры разведки посоветовали ему подождать улучшения погоды и полететь на самолете. В любом случае, он не должен был сразу же «срываться на поездку в автомобиле, принимая во внимание переодетых немцев». Чарльз Фоли описывает этот великий страх в своем «Commando Extraordinary» («Неординарном подразделении специального назначения»):

«Везде видятся враги и шпионы, — пишет он. — Половина американской армии ищет Скорцени в своих рядах».

Генерал Эмиль Уэнти отмечает в «Art de la Guerre»,[233]что в то время, когда «повсюду кружили мрачные слухи, Монтгомери также задерживали несколько раз». Эйзенхауэра захватила в плен его личная охрана. Когда он расположился после фельдмаршала фон Рундштедта в замке Сен-Жерменен-Лей, его схватила военная полиция и доставила в бронеавтомобиле в Версаль.

Американские специальные службы изобразили мой портрет в соответствии с обычаями и навыками чикагской полиции. Бельгиец, генерал Уэнти, назвал меня кондотьером,[234]что было переведено американскими сыщиками, никогда не видевшими памятника Коллеони (Colleonie) авторства Верокко (Verrocchio), как «гангстер».