Читать книгу "Земля войны - Юлия Латынина"

Хотя, конечно, Джамалудин понимал, что в стороне Заур не останется. Трудно быть мэром города, в котором твой брат захватил правительственную делегацию, и остаться от этого дела в стороне.

Джамалудин вышел из машины, и стал подниматься по ступенькам. Кирилл шел вместе с ним, Ташов и Хаген отставали на шаг. У портика стояли восемь вооруженных человек. Двое были племянники министра финансов, остальные – сотрудники ФСО. У самой двери Джамалудин заметил полковника Аргунова.

Тот, как всегда, был в хорошем двубортном пиджаке и начищенных туфлях. Вид его резко контрастировал с местными ментами. Глава МВД Магомед Чебаков, например, всегда ходил в камуфляже. Было такое ощущение, что он даже пьет в камуфляже и парится, не снимая камуфляжа, в бане, тем более что на эти два занятия у Магомеда уходило больше всего времени. Гамзат Асланов тоже часто появлялся в камуфляже. Вообще в республике можно было прийти на любой торжественный прием и обязательно встретить среди гостей человека в камуфляже. Он сразу начинал обнимать тебя и сообщал: «Вот, я только что окончил академию Фрунзе».

Джамалудин всегда придерживался мнения, что в камуфляже надо воевать, а ходить надо в чем люди ходят. Этому его в свое время научил Арзо.

Аргунов шагнул навстречу Джамалудину, и они дружески обнялись. Джамалудин взялся за ручку двери. И в эту секунду Аргунов положил руку на плечо Кириллу и сказал:

– Отойдем.

Ташов и Хаген переглянулись. Джамалудин застыл у двери. Потом выпустил ручку и сделал шаг назад.

Кирилл отошел за полковником ФСО к балюстраде, и Аргунов вполголоса спросил:

– Что случилось с Джамалудином?

Кирилл нервно облизнул губы.

– В каком смысле?

– Он сам не свой. Ты тоже. Что у вас стряслось?

Кирилл колебался доли секунды.

– Помните Шапи? Начальника УВД, он еще неделю назад с нами сидел?

Аргунов помнил Шапи еще по роддому. Правда, он так до конца и не понял, был Чарахов начальником УВД или вором в законе, но в любом случае воспоминания о нем у Аргунова остались самые теплые.

– Конечно.

– Его арестовали четыре дня назад по обвинению в убийстве главы Антитеррористического Центра Адама Телаева. Вчера он дал признательные показания. Та м была грязная история. Адам и его сын не поделили одну девушку.

– А на фиг он признавался? – спросил Аргунов.

– Говорят, что его посадили на кастрюлю, а в кастрюле была крыса. Потом кастрюлю начали подогревать, и спустя некоторое время он признался. А до этого он не признавался.

Аргунов помолчал. Он допрашивал в своей жизни много людей, но как-то никогда до кастрюли с крысой не доходило. В горах наблюдался явный дефицит кастрюль и крыс. Кастрюля и крыса – это была тыловая история.

– Блин, – тоскливо сказал бывший «альфовец», – твою мать.

Кирилл повернулся и пошел к Джамалудину, терпеливо ждавшему у дверей. Через секунду они вошли внутрь.

* * *

Глава Чрезвычайного Комитета Федор Комиссаров сидел за банкетным столом в форме огромной буквы «П», и по правую руку от него сидел вице-спикер Госдумы, а по левую руку – леди Хильда Стейплхерст, член палаты пэров Великобритании и представитель Европейской Комиссии по правам человека.

Еще два места в самой середине были свободны. Это были места для вице-премьера и мэра Бештоя.

Из соображений безопасности банкет устроили не в стеклянной столовой с окнами до потолка, а в актовом зале на третьем этаже. Актовый зал, строго говоря, тоже был новостройкой. В свои лучшие дни цитадель крепости Смелая имела всего два этажа, не считая подземных казематов, и ее полутораметровой толщины стены до сих пор могли выдержать прямое попадание 155-мм снаряда. Актовый зал же был так, новодел: двухрядный кирпич и окна со стеклопакетами, выходившими к неприступной пропасти.

Зал украсили цветами, накрытые белой скатертью столы поставили буквой «П», разомкнутой частью упиравшейся в высокую сцену. На сцене плясал местный самодеятельный ансамбль «Бештой», – мальчики и девочки от шести до четырнадцати лет, и пляску эту снимала иностранная камера. Всех остальных журналистов на вертолете для прессы уже услали в Торби-калу; а вот иностранцы остались из-за личной просьбы дамы из Европарламента.

Прямо перед Комиссаровым из зарослей укропа и оливок выпрастывался здоровенный осетр, белая поверхность стола скрывалась под двухэтажным слоем закусок и солений, и горянки в белых передниках бегали между гостей, разнося на мельхиоровых подносах полуразделанные горы бараньего мяса.

Комиссаров воткнул вилку в розовый кусок семги у себя на тарелке и с аппетитом ее заглотил. Углов и Заур отсутствовали уже час. Это значило, что они договорились.

В принципе это мало волновало Комиссарова. Ни один из претендентов, плативших ему деньги, не платил их за пост. Он платил их за то, чтобы быть включенным в список. Вряд ли кто-то из них будет настолько глуп, чтобы потребовать деньги обратно – за такую выходку можно ведь лишиться и нынешней должности.

Пули Федор Александрович тоже не боялся. Эти люди стреляли друг в друга не из-за денег. Они стреляли друг в друга из-за понтов. Московский чиновник не был частью этого общества, а потому и не подлежал осуждению или наказанию.

Комиссаров очень хорошо знал, за что убили Панкова. Панков переступил грань – он стал своим. Он водил дружбу с этими людьми, он пытался понять их, он смеялся на их свадьбах и соболезновал на их похоронах, – а потом он их предал, потому что предают только свои. Комиссаров никогда не собирался становиться своим – он всегда оставался федералом.

Поэтому Федор Комиссаров, еще утром потребовавший от своего подчиненного доказательств связи Заура Кемирова со всеми ваххабитами и всеми разведками мира, совершенно не волновался, если Заура назначат президентом. Его это просто не касалось.

Метрах в пяти наискосок от Комиссарова сидел министр финансов республики, и рядом с ним – глава Пенсионного Фонда. Эти двое приехали очень поздно, минут двадцать назад, и теперь явно искали возможности поговорить. Комиссаров даже удивился, что с ними нет Сапарчи, – он бы дорого дал, чтобы посмотреть на лицо калеки, когда Гамзат сказал ему насчет памперса!

Все кавказцы были одинаковы. Они хвалились боевыми подвигами, они рассказывали, кто кого зарезал в пятнадцать лет, а потом они вступали в «Единую Россию», сидели в приемной и писали друг на друга доносы, чтобы первыми протиснуться к федеральной кормушке. Федору Комиссарову нравилось указывать этим людям на их настоящее место. Все, что он делал, он делал не только из-за денег, но и для того, чтобы доказать туземцам, чего на самом деле стоят их хвастовство и их гордость.

Леди Хильда Стейплхерст, сидевшая рядом с главой Комитета, кашлянула и спросила Федора Александровича на очень неплохом русском:

– Скажите, а как продвигается расследование теракта в Бештойском роддоме?