Читать книгу "Голован - Федор Березин"

– Э-э…э-э. Господин Гекрс, – бормочу я в самом деле не понимая. – Имеется в виду что? Какой такой огонь?

И тут в голове моей возникает картина. Четкая такая, или почти четкая, но понятная до жути. Телепатия в действии. Я наблюдаю искрящийся, чуть заслоненный более близкими молниями бьющими с земли в небо, атомный гриб.

– Я правильно по…

– Пр-равильно, доктор-р Дар-р. В этом месте тр-ребуется взор-рвать самые больш-шие бомбы бога Пламени. Вызови сюда летающ-щие пещер-ры – бомбовозы, Дар-р. Пр-ридумай, как. Но думай, не слишком долгое вр-ремя, ветер-ринар Дар-р. У нас мало вр-ремени.

44. Профессор Жуж Шоймар. Ненайденные дневники.

Я нашел решение задачи. Сам нашел, или мне подсказал его случай, ныне совсем уж ничего не понять. Если все не просто так, и все предрешено, тогда и логично. Брел среди деревьев в прострации и вдруг увидел – его – решение. В смысле, Выдувальщик Сферы, которому я, видимо, с некоторых пор все время подсознательно молюсь, послал шпаргалку. Да уж, Выдувальщик милостив. Своеобразно, правда. На свой манер.

Доторорский колдун Кадидадалло вот кто, по сути, подсказал решение. Еще тогда, тьму времени в прошлое. Он тогда поднял свою руку и показал на некие грибочки, тронутые плесенью.

– Человек Светлой Кожи и Белых Волос Головы, обрати внимание на это пагубное растение. Оно столь отвратительно, что если накормить им кого-нибудь, то человек вначале будет плясать, а потом замрет навеки, причем смрад от его тела пойдет такой, что даже звери лесные отравятся если надкусят плоть.

Примерно так его фраза выглядела бы на общеимперской, если красиво перевести не только чуждую певучую речь, но и бодрую пританцовку.

И вот теперь я стоял возле дерева и наблюдал перед собой копию той самой грибной колонии, крытой плесенью один в один. Ну что ж, спасибо тебе Выдувальщик за подсказанное решение. Кланяюсь и тебе и Мировому Свету.

Наш доблестный ротмистр Маргит Йо извинился, забрал остатки своего гвардейского воинства и дал собачьему племени последний, решительный бой. Я его понимаю. Какой смысл тратить силы на боевое дежурство и прикрывать то, что прикрыть невозможно? Собачье племя наловчилось, оно пробирается в наш лагерь когда душе угодно, демонстративно тащит отсюда, что подвернется в пасть – консервы, тряпки, последнего мертвого пса-носильщика за хвост; поутру мы находим собачьи экскременты чуть ли не в походном котле, а когда находим, то слышим смех-завывание поблизости: мутировавшие псины юморят. Своеобразное контактирование разумов, ничего не скажешь. Так что Маргит покинул это позорище, дабы умереть так, как подобает воину. Поскольку однажды мы действительно слушали вдалеке стрелковые трели, хочется думать, что гвардии-ротмистру повезло. Умереть в бою с достоинством.

Ну, на такое у меня не то, что духу – умения не хватит. Не на того учился всю жизнь. Но ничего, зато теперь у меня наличествуют грибочки.

Долго тянуть, конечно же, не стоит. Выдувальщик послал намек – изволь пользоваться быстро. А то начнешь ходить прощаться со всеми, целовать напоследок взасос, просить извинений у каждого из марайя, вспоминать запавшие в душу стишки избранных сочинений Верблибена, листать любимые монографии… Да тут и недели не хватит на все предсмертные воздыхания. А грибки они… Мировой Свет знает, может они всего раз в году-то и родятся, достигают апогея. Вдруг их только свежачком и тут же требуется в пасть-то закидывать. Вот и…

Да, я конечно не Маргит Йо, но… Благо, что грибки, все ж, не пауки какие-нибудь. Тех бы я класть за щеку вообще не решился. Оплевался б, а толку б не осталось никакого. А тут надобно бороться исключительно с вкусом. Преотвратительный, скажу вам. Но все в этих джунглях, оказывается, честно. Грибки оплесневелые чистосердечно предупреждают, что мы невкусные и потому…

Я пихаю их в рот один за другим. Главное не останавливаться, не замирать в раздумье. Пропихивать и пропихивать внутрь. Еще у меня наличествует водичка во фляге. Дабы запивать, смазывать проходную подающую к желудку трубу. Можно было бы смазать и чем-то более крепким, чем вода. Но массаракш его знает, вдруг спиртное как-то нейтрализует, и тогда только зазря отмучаюсь каким-нибудь поносом. Надо идти до конца.

Мозги – неумолимая машина для раздумий – живые предатели внутри – они отвлекают всякой ерундой. Все ли я сделал, дабы схоронить под камнем фотодокументы? Глупые мысли. А то собачье племя не умеет зарывать косточки, и сходу не видит, где недавно копано-раскопано. Да они даже без разума, одним инстинктом руководствуясь, узрят, где на днях ковырялись и травинками после маскировали. Значит, толку никакого. Если б был неграмотным, как месяц-два назад, то полез бы прятать на дерево, ближе к вершине. Благо, отныне просвещенный. Самолично видел, как голован скакал с ветки на ветку, что та летучая мышь. Чертовы самовлюбленные биологи – у нас, правда, ныне ни одного уж не осталось – неужели раньше не сумели установить столь простую истину?

Черт с ней, с этой истиной. Главное, что отныне меня не растащат на шматки. Я облапошил вас, летающие по веткам собаки! Сдохну, и буду гнить в свое удовольствие, весь цельный. Не в ваших алчущих желудках. Ну, а если все же обглодаете, то вам же хуже. Потом сами попляшете и тоже будете гнить в собранном, нетронутом виде. Тогда каждый новый запихнутый ныне в рот грибочек, это как бы патрон ротмистра Йо. Просто, я веду бой по своей методике – науч…

Да, ну ее к черту, эту науку! По шаманской методике, вот.

45. Голован по кличке Гекрс. Собачьи метки там и тут.

Вот в чем озарение… Вообще-то, если шерстистая сущность не будет обманывать свое же нутро, то не совсем озарение. Всё же оно пришло из подсматривания мыслей и снов вражьего народа – людей. Они это открыли, тут уж никуда не деться. Миллионы раз четверолапые щенячьи братики и сестрички весело гав-гав-кали и с удовольствием гадили в старых развалинах утонувших во времени городов человека, а никак не задумывались, отчего они не живые, от чего мертвые, а главное – от чего они все-таки издохли. А вот человеческие сущности пришли и докопались. Причем, даже без помощи бога Железа, надо отдать им должное. Их овальные головы варят кашу внутри несколько по-иному, тут уж как ни вычесывай блох-кусак. Но у людских сущностей не все в серёдке черепов, и оттого братики-щенки притянули ворох бумажной памяти человека. Там рисунки того, что видели люди на стене заросшего лесом города: видят они по-иному. Вот оттуда и озарение.

И вот в чем оно. И в чем Большая Страшная Правда.

Глубоко под землей спит Самая Тяжелая Змея. Она спит, потому что знает. Пищи наверху очень мало. А ей нужно гораздо больше, чем бывает всегда. Много больше. Она спит, медленно переваривая то, что сожрала давным-давно. Даже для того, чтобы спать, ей желательно подкрепиться. Тяжелая Змея хитра. Она еще не проснулась полностью, но уже подготавливает себе завтрак. А может, плотный обед.

Самая Тяжелая Жуть по землей, но наверху трясет шерстью голован по кличке Гекрс. Он наделен третьим глазом и потому слышит. Однако как и у любой животной сущности на Большой Суше, и даже в воде, он наделен инстинктом самосохранения. Это если попугаить по-человечьи, а так, попросту, страхом. Страх требуется обмануть.