Читать книгу "Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп"

Эберхард Болле Ландс в тюрьме

Эберхард Болле настолько сосредоточился на потенциальной опасности, с которой столкнулся, что только мельком проглядел первые полосы в газетном киоске на западноберлинской станции Зоологический сад. Сообщалось о прибытии вице-президента Джонсона, генерала Клея и американского войскового контингента. Но Болле был занят своими проблемами: студент, изучавший философию, собирался рискнуть, как еще никогда не рисковал в своей жизни.

Прежде чем застегнуть свою легкую синюю куртку, Болле еще раз проверил, лежат ли во внутреннем кармане два удостоверения личности. День был не слишком жаркий, но Болле так вспотел, словно стояла удушающая жара. Мать обожала его обезоруживающую улыбку, но в последнее время на лице Болле застыло хмурое выражение.

Одно из двух удостоверений личности, лежащих во внутреннем кармане, было его собственное, и он покажет его, если спросят, когда войдет в Восточный Берлин. По правилам после закрытия границы шестью днями ранее жители Западного Берлина все еще могли свободно проходить в советскую зону по удостоверению личности. Второе удостоверение нужно было Болле для того, чтобы вывести на Запад своего друга и сокурсника по Свободному университету [80] Винфрида Кестнера, который, как и он, увлекался американским джазом.

В то лето многие берлинские студенты без конца слушали последний хит Рики Нельсона «Хелло, Мэри Лу» [81].

Хотя Свободный университет находился в Западном Берлине, примерно треть общего числа студентов, порядка пяти тысяч человек, до 13 августа были жителями Восточного Берлина. Закрытая ночью граница положила конец их образованию. Кестнера постигло особое разочарование: весь прошлый год он изучал историю, а теперь его не примут в учебное заведение в Восточном Берлине, поскольку его семья считалась политически неблагонадежной. Итак, Болле нес ему удостоверение личности друга, живущего в Западном Берлине, который был похож на Кестнера. Их план был чрезвычайно прост: по этому удостоверению, предъявив его пограничной полиции, Кестнер должен был выйти из Восточного Берлина.

Болле был аполитичным, консервативным студентом, старался не рисковать и на следующий день после закрытия границы отказался помочь сбежать на Запад одному из своих сокурсников. Почему же он вдруг так изменился? Выступление Вилли Брандта 16 августа перед зданием муниципалитета произвело на него такое впечатление, что он записал слова бургомистра – призыв к действию – в своем дневнике. «Теперь мы должны стоять прямо, чтобы враг не радовался, видя, как наши соотечественники впали в отчаяние. Мы должны показать, что достойны идеалов, которые символизирует Колокол Свободы [82], висящий над нашими головами», – сказал бургомистр.

Спустя два дня мать Кестнера, заливаясь слезами, попросила Болле помочь ее сыну. Ходят слухи, сказала она, что пограничный контроль будет постепенно ужесточаться, и те, кто хочет уехать на Запад, должны срочно уезжать, иначе будет поздно. Они с мужем, конечно, не хотят расставаться с сыном, добавила несчастная женщина, но они должны в первую очередь думать о том, чтобы ему было лучше, чтобы он мог осуществить свою мечту стать преподавателем истории, чего ему никогда не удастся на Востоке.

Болле предложил другу переплыть через один из каналов, но Кестнер объяснил, что это исключается, поскольку он слишком плохо плавает. Кестнер уговорил Болле, что самый безопасный способ сбежать из Восточного Берлина – воспользоваться удостоверением личности жителя Западного Берлина. Он дал Болле свою фотографию и координаты католического священника, который, по слухам, делал такие документы.

Священник отказался делать поддельный документ, и Болле обратился к другу, который был похож на Кестнера. Тот без раздумий отдал свое удостоверение, но отказался идти в Восточный Берлин, поскольку боялся, что без удостоверения не сможет вернуться обратно. Болле заявил, что сам отнесет Кестнеру удостоверение личности. «Они не вешают тех, кого не могут поймать», – уверенно сказал Болле. На самом деле он не был так уж в этом уверен.

Вечером, накануне опасного предприятия, Болле спросил мать, помогла бы она кому-нибудь, окажись в его положении. Только если бы это был член семьи или близкий друг, ответила мать. Отец гордился благими намерениями сына, но опасался, что у него ничего не получится – он знал, что его мальчик Эберхард легко впадает в панику.

«Обязательно поужинай, – сказал отец. – Кто знает, когда тебе удастся поесть». Болле с трудом запихнул в себя что-то, не понимая, что ест, и не чувствуя вкуса еды, после чего отец спросил его, что он будет отвечать, если восточногерманский полицейский найдет у него второе удостоверение личности. Его ответы показались отцу неубедительными, но они понадеялись, что никто не будет его обыскивать.

Болле сошел с пригородного поезда на вокзале Фридрихштрассе, где выходили все пассажиры, следовавшие в Восточный Берлин. Болле, дрожащий от страха, вздохнул с облегчением, когда пограничник показал рукой, что можно пройти. Он почти спустился с лестницы, когда к нему неожиданно подошел пограничник и крепко взял за руку.

Спустя несколько лет после выпавших на его долю испытаний – допроса, суда, осуждения и заключения – Болле все еще задавался вопросом: почему пограничники выделили именно его из толпы? Как ни печально, но он знал ответ.