Читать книгу "Тайные убийцы - Роберт Уилсон"

— Кристина нашла слугу, который видел Татеба Хассани в субботу вечером, перед ужином. Его зовут Марио Гомес. Он говорит, что обычных приборов не было, это был ужин «а-ля фуршет», но он видел, как Татеб Хассани, Эдуардо Риверо и Анхел Зарриас поднялись в офис «Фуэрса Андалусия» как раз перед тем, как он ушел, то есть около девяти сорока пяти.

— Он больше никого не видел?

— Он сказал, что, когда он уходил, у дома не было никаких машин.

— Думаю, это уже неплохо, — сказал Фалькон и отключился.

— Спросите, не слышал ли он каких-нибудь имен и вообще чего-то, что могло бы нам дать ключ к деятельности сети, которая, возможно, здесь работает, — попросил Пабло.

Фалькон набрал вопрос.

— Они не называют имен. Они лишь смутно представляют себе зарубежные операции. Они больше осведомлены о нынешнем состоянии Марокко, чем о происходящем за границей.

— Есть иностранцы? — спросил Пабло. — Афганцы, пакистанцы, саудовцы?..

Фалькон напечатал вопрос.

— Один человек упомянул афганцев, которые приезжали в этом году. Больше ничего.

— В каком контексте упоминал?

— Не помню.

— Где встречается группа?

— В Рабате, в частном доме в медине, но меня туда привезли, и я не уверен, что сумею найти дорогу сам.

— Поищи зацепки в том, что вас окружает. Документы. Книги. Все, что может указывать на какие-то исследования.

— Здесь есть библиотека, мне ее показали, но с тех пор я в ней не был.

— Проникни туда и узнай, какие там книги.

— Меня известили/предупредили, что будет некий обряд посвящения, который должен показать мою преданность группе. Через это обязан пройти каждый, независимо от связей со старшими членами группы. Они заверили, что это не потребует от меня насильственных действий.

— Они знают о нашей с тобой дружбе? — спросил Фалькон.

— Конечно, да. И это меня беспокоит. Я знаю, как работает их ум. Они проверят мою преданность им, заставив предать кого-то из близких мне людей.

На этом диалог завершился. Фалькон откинулся назад; последний обмен репликами его немного задел. Люди из СНИ смотрели на него выжидающе, словно хотели понять, как он относится к этому новому уровню участия в деле.

— Если вас вдруг интересует… — проговорил Фалькон. — Мне не понравилось, как это происходит.

— В этой игре мы не можем рассчитывать лишь получать информацию, — заметил Грегорио.

— Я — сотрудник полиции высокого ранга, — ответил Фалькон. — Я не могу ставить под угрозу свое положение, выдавая конфиденциальную информацию.

— Мы пока не знаем, о чем они собираются его попросить, — сказал Пабло.

— Мне не понравилось слово «предать», — заявил Фалькон. — Они ведь не удовлетворятся сообщением о том, какой у меня любимый цвет, верно?

Пабло покачал головой, глядя на Грегорио.

— Что-нибудь еще? — поинтересовался Пабло.

— Если они знают обо мне, почему мы так уверены, что они не догадались о следующем шаге, который мы сделали? — спросил Фалькон. — О том, что я предложил Якобу стать одним из наших шпионов? У него в доме работает десять—пятнадцать человек. Откуда вы знаете, что он «чист», что его не перевербуют и что они по-прежнему думают, что я просто его «друг»?

— У нас есть там, внутри, свои люди, — произнес Пабло.

— Которые работают на Якоба?

— Мы придумали эту операцию не на этой неделе, — сказал Грегорио. — У нас есть свои люди у него дома, у него на фабрике, мы следили за ним во время его деловых поездок. То же самое делали британцы. Мы проверили всю его подноготную. У нас только не было прямого доступа к нему. И ни у кого не было. Тогда-то в игру и вступили вы.

— Не думайте об этом слишком много, Хавьер, — посоветовал Пабло. — Мы вступили на новую территорию и продвигаемся по ней шаг за шагом. Если вы почувствуете, что не можете что-нибудь сделать… что ж, нет так нет. Никто вас не собирается принуждать.

— Меня больше беспокоит не принуждение, а унижение.

35

Севилья

8 июня 2006 года, четверг, 23.55

Да, Флауэрс так и сказал: «Ты сам не знаешь, как давят на этих людей». Оставшись один, Фалькон стиснул ручки кресла, сидя перед погасшим экраном компьютера. Он взглянул на эти дела лишь краем глаза, но теперь он понимал, что имел в виду Флауэрс. Он сидел в своем уютном доме, в центре города с одним из самых низких показателей преступности в Европе; да, у него была ответственная работа, но не такая, которая требовала бы от него каждый день притворяться или же пройти «обряд посвящения» с обязательным «предательством». Он не мог бы привыкнуть сосуществовать с умами не знающих сомнений фанатиков, верящих, что убийство невинных — это исполнение воли Божьей, да и не считающих этих людей невинными: они «заслуживают наказания за демократию», они — продукт «нравственного разложения и безбожия», а значит — игра идет честно. Он мог бы вынести ситуацию морального выбора, но не положение на грани жизни и смерти, в результате которого могли бы пострадать Якоб, его жена и дети.

Якоб знал, «как работает их ум», он знал, что они потребуют предательства, ибо оно лишь укрепляет взаимоотношения. Их не интересует информация низкого качества, поставляемая севильским детективом. Они хотят отсечь Якоба от тех отношений, которые связывают его с внешним миром. Якоб пробыл в их группе всего сутки, а они уже пытаются заключить его сознание в клетку.

Он вздрогнул: на столе завибрировал мобильный.

— Просто чтобы вы были в курсе, — сказал Рамирес. — Аренас, Бенито и Карденас только что ушли. Риверо, Зарриас и Аларкон остались. Мы представляем себе, что нам делать дальше?

— Мне надо позвонить Эльвире, прежде чем мы сделаем следующий шаг, — ответил Фалькон. — Мне хочется, чтобы мы вдвоем проникли туда, когда Риверо будет один, и раскололи его: пусть он выдаст всех участников заговора, а не только отдельных игроков.

— Вы знакомы с Эдуардо Риверо? — спросил Рамирес.

— Как-то раз встречался с ним на вечеринке, — сказал Фалькон. — Совершенно никчемный человек. Анхел Зарриас не один год пытался спихнуть его с руководящего кресла «Фуэрса Андалусия», но Риверо очень нравилось то общественное положение, который давал ему этот пост.

— И как же Зарриас его сместил?

— Понятия не имею, — ответил Фалькон. — Но Риверо — не тот человек, который легко отказывается от своего «я».

— Это произошло в день взрыва, верно?

— В тот день они об этом объявили.

— Но они должны были какое-то время готовиться, — заметил Рамирес. — Зарриас никогда при вас ни о чем таком не упоминал?