Читать книгу "Театр Шаббата - Филип Рот"

А Рози? Честное слово, можно как-нибудь так устроить, что она все-таки не отрежет мне член. Начнем с малого. Будем для начала ставить перед собой скромные цели. Если не отрежет до апреля, тогда поглядим — может, расширим горизонты. Но начать следует именно с этого, понять, можно ли обойтись без «обрезания». Если выяснится, что нельзя, если она его все-таки отрежет, ну что ж, тогда придется пересмотреть свои позиции. Тогда придется подыскивать себе и вещам Морти другой дом, устраиваться где-то в другом месте. А пока ни под каким видом нельзя показывать ей, будто боишься, что тебя покалечат во сне.

И не забывай о преимуществах, которые дает тебе ее глупость. Это первое правило супружеской жизни. 1. Не забывай о преимуществах, которые дает тебе ее (его) глупость.

— Ты ничему не можешь научить ее (его), так что не стоит и пытаться. Десять правил он разработал для Дренки, чтобы помочь ей справиться со стрессом, когда от одного вида Матижи, тщательно завязывающего шнурки двойным узлом, ей начинало казаться, что жизнь — сплошной мрак.

— Устраивай себе иногда каникулы, отдых от своих обид.

— Регулярность не всегда бесполезна. И так далее.

Он мог бы даже переспать с ней.

Эта мысль показалась ему дикой. Поразмыслив, он решил, что за всю жизнь ему не приходило более странной мысли. Нет, конечно, когда они переехали сюда, он спал с Рози, он часто спал с ней, засаживал ей по самую рукоятку. Но ей тогда было двадцать семь. Нет, на сегодняшний день главное — чтобы она не отрезала ему член. Если он попробует трахнуть ее, это даже может сработать против него. У нас скромные задачи. Мы просто ищем убежища для тебя и вещей Морти.

Она, должно быть, читает в гостиной. Горит камин, она лежит на диване и читает что-нибудь, что ей дали на собрании. Она теперь только это читает: «Большая книга», «Книга двенадцати ступеней», пособия по медитации, памфлеты, буклеты, бесконечный поток такой вот литературы. С тех пор как она покинула Ашер, она безостановочно читает, каждый день что-нибудь новое, что в точности повторяет старое, она уже не может жить без этого. Сначала собрание, потом брошюры у камина, потом в постель с чашкой «Овал-тайна» и «Разделом для самостоятельного чтения» из «Большой книги», истории про алкоголиков, рассказы, которые действуют как снотворное. Он не сомневался, что, погасив свет, она читает про себя какую-нибудь молитву «Анонимных алкоголиков». По крайней мере, ей хватало ума не бормотать ее вслух, когда он был рядом. И все же иногда он выдавал ей по первое число — кто смог бы удержаться? «Знаешь, что для меня является высшей инстанцией, Розеанна? Я понял наконец. Это журнал „Эсквайр“». — «А нельзя ли без подколов? Ты не понимаешь. Это для меня очень серьезно. Я выздоравливаю». — «И сколько это будет продолжаться?» — «Всегда. Это не то, что можно взять и отложить на время». — «Боюсь, до конца я не доживу». — «Это непрерывный процесс». — «Твои книги по искусству пылятся на полках. Ты в них даже не заглядываешь. Ты даже картинки в них не смотришь». — «Не смотрю, Микки, и мне не стыдно. Я сейчас не в искусстве нуждаюсь. Мне нужно вот это. Это мое лечение». «Поверь в себя». «Двадцать четыре часа». «Маленькая красная книга». «Это слишком узкое окошко в мир, моя дорогая». — «Я хочу мира в душе. Душевного покоя. Я общаюсь со своей внутренней сущностью». — «Скажи мне, а что случилось с той Розеанной Кавана, которая умела думать самостоятельно?» — «С ней-то? Да она вышла замуж за Микки Шаббата. И у нее все сразу прошло».

В халате, читает эту дрянь. Он представил себе ее: в распахнувшемся халате, в правой руке книга, левой машинально теребит себя. Она одинаково хорошо владеет обеими руками. Но в таких случаях предпочитает действовать левой. Она читает и еще даже сама не понимает, что затеяла. Чтение ее отвлекает. Она любит, чтобы была какая-то ткань между рукой и киской. Ночная рубашка, халат, сегодня — трусики. Ткань ее возбуждает. Почему так, она и сама не знает. Она использует три пальца: два поглаживают губы, а средний нажимает на кнопку. Пальцы движутся по кругу скоро ее таз тоже включается в это круговое движение. Средний палец — на клиторе, не кончик, а вся подушечка. Сначала надавливает очень легко. Конечно, она автоматически, безошибочно находит этот бугорок. Небольшая заминка — она ведь все еще читает. Но ей становится все труднее сосредоточиться на том, что она читает. И все же она еще не уверена, что хочет продолжать начатое. Надавливает двумя пальцами — бугорок как раз между ними. Все больше возбуждаясь, надавливает подушечкой среднего пальца прямо на кнопочку, но ощущения пока еще очень размытые. Наконец откладывает книгу. Ее пальцы не двигаются, она только вращает тазом. Палец на клиторе, еще круг, еще, вторую руку — на грудь. Трогает сосок, сжимает его. Теперь она уже решила, что сделает перерыв в чтении. Убирает правую руку с груди и с силой трет между ног обеими руками, все еще не снимая трусиков. А потом все три пальца — поближе к клитору. Всегда точно знает, где он, мне бы так. Почти пятьдесят лет вожусь с ней, а эта чертова штучка то здесь, то раз — и нет ее, и полминуты ищешь, куда она подевалась, пока она любезно не направит твою руку: «Вот здесь! Да нет же — здесь! Да! Да!» Теперь она вытягивает ноги, потягивается, как кошка, руки плотно зажаты между бедер. Тискает свою киску. Она едва не кончает вот так. Но это пока разогрев, закуска, — она стискивает ее крепко-крепко, теперь-то она уже уверена, что обратной дороги нет. Иногда она так до самого конца и трогает себя через ткань. Но сегодня ей хочется погрузить пальцы внутрь, и она стаскивает трусики. Теперь она двигается вверх-вниз, вверх-вниз, а не по кругу. И быстрее, значительно быстрее, чем вначале. А потом засовывает палец другой руки (между прочим, очень изящный, длинный палец) внутрь. Она действует им очень быстро, пока не появятся предвестники оргазма. Она разводит ноги в стороны, согнув их в коленях, и подтягивает под себя, так что ступни сходятся почти под ягодицами. Вся раскрылась. Чутко следит за двумя пальцами на клиторе — средним и безымянным. Вверх — вниз. Напрягается. Приподнимает ягодицы, опираясь на ступни согнутых ног.

Теперь немного помедленнее. Вытягивает ноги, чтобы оттянуть момент, почти совсем затихает. Почти. И снова сгибает ноги. В этой позе она хочет кончить. Сейчас начнет бормотать. «Можно? Можно?» Все время, пока она решает когда, она громко повторяет: «Можно? Можно? Можно я кончу?» Кого она спрашивает? Воображаемого мужчину? Мужчин? Всех сразу? Кого-нибудь одного? Кого-нибудь главного, тайного? Мальчика? Негра? Себя, или, может, своего отца, или никого конкретно? Хватит самого слова, этого умоляющего «Можно? Можно я кончу? Пожалуйста, можно?» Она то ритмично поглаживает его, то нажимает чуть посильнее, то опять равномерно, именно там, там, она уже чувствует, чувствует, теперь уже не остановиться… «Можно? Можно? Пожалуйста!» А сейчас пойдут стоны, леди и джентльмены, которые у каждой женщины свои, как отпечатки пальцев, ФБР могло бы составить картотеку на весь женский пол, сейчас начнутся все эти о-о-х, м-м-м, а-х-х, потому что она вот-вот кончит, и она надавливает сильнее, но не слишком сильно, не так сильно, чтобы было больно, два пальца — вверх и вниз, широкие движения, она хочет, чтобы широко, чтобы продлить, теперь она чувствует это ниже, в глубине, она вставляет палец, она думает, что не помешал бы вибратор, но у нее есть только палец, и вот оно, вот ОНО! Она двигает пальцем вверх-вниз, как будто кто-то ее трахает, она нарочно сжимается, чтобы усилить наслаждение, вверх-вниз, и не забывать о клиторе. Когда палец внутри — это совсем другое дело. Если просто раздражаешь клитор, все получится очень локально, а когда палец внутри, ощущение шире, оно распространяется вширь, и это то, чего она хочет: чтобы оно распространялось. Кстати, это непросто — координировать движения обеих рук, но она сосредоточивается и преодолевает эти трудности. И у нее получается. О-о-о! О-о-о! О-о-х! Она лежит и тяжело дышит некоторое время, а потом снова берет книгу и возвращается к чтению. И все это можно сравнить с Восьмой симфонией Малера. Дирижировал Бернстайн.