Читать книгу "Сапожок Пелесоны - Александр Маслов"

– Вот, псих еще! – выругалась писательница.

В этот момент наше судно дернуло и понесло, мотая то влево, то вправо. Я поднял голову и в слабом свете фонарика увидел, что спиннинг, который я выпустил из рук и думал, что уронил в реку, на самом деле застрял между ящиком с пивом и кожаной стенкой отделения. Конец удилища водила какая-то тугая сила.

– Ай, господин Блатомир, что же это такое?! – испуганно вскрикнул Дереванш.

– Что такое?! Поймали мы кого-то. Судочка или, спаси Гред, крупную щуку! Елки-свиристелки! – я вскарабкался на ящик и потянулся к удилищу. – Твоя дурацкая идея, госпожа Элсирика!

– Моя?! Я тебя не просила рыбу ловить! – фыркнула Анна Васильевна. – Требовалось только зацепиться за что-нибудь, и притянуть нас к берегу.

– Вот и зацепились! – в подтверждение мох слов, рыбина дернула так сильно, что судно клюнуло носом, и сверху на меня обрушилось с пол ведра воды.

Следующий рывок лески оказался еще более беспощадным: вода обрушилась на нас с левого борта, окатила Элсирику, по коробкам стекла на платья, разбросанные у нас под ногами.

– Булатов! Делай же что-нибудь! Все мои вещи намокли! – разволновалась великая писательница.

Самое простое и быстрое, что я мог сделать, пока пойманная рыбина не пустила нас ко дну, это освободить спиннинг, бросить его за борт или перерезать снасть. Быстро поднявшись к верхнему отделению, я нащупал консервный нож и подцепил им леску, но в последний момент удержал руку и решил посмотреть, куда же нас все-таки несет. Упершись коленом, я тихонько поднял голову и увидел, что впереди река делилась на несколько рукавов, охватывавших большой остров и несколько мелких, между которыми лунной рябью выделялись мелководья. Я рассудил, что если леску перерезать сейчас, то нас понесет, скорее всего, по большой воде мимо лесистого острова, а если выждать немного, то был шанс, что рыбина уйдет куда-нибудь вправо к мелководьям.

Словно услышав мои мысли, рыбина решила проявить несогласие и взяла влево. Нас крепко мотнуло. Я стукнулся зубами о бутылку с «Клинским» и умылся несколькими пригоршнями воды. Выронив консервный нож, я кое-как освободил спиннинг, поднял его повыше, чтобы компенсировать рывки гибкостью верхних колен удилища. Тут же леска круто ушла вправо. Когда я снова выглянул из сумки, то едва не вскричал от радости: мы были недалеко от берега и плыли точно на перекат.

– Как там дела, капитан Блат? До гавани далеко или ты собрался утопить нас к едрене фене? – проявила нетерпение Рябинина.

Я, стиснув зубы, мочал. Перекат сверкал рядом мелкой рябью, дрожащим светом двух лун. За ним среди черных деревьев желтыми завитками мелькнула руна Арж, и мне показалось, что оттуда на меня смотрят глаза Варшпаграна.

– Мать грешная, Юния, Гред с Виргом, помоги! – прошептал я.

Скоро каменистое дно реки зашуршало под днищем сумки. Я выпустил спиннинг и вскарабкался на ящик с пивом. Убедившись, что волшебный саквояж прочно сел на мель, я стал на верхний ящик и спрыгнул в реку. Воды здесь было как в неглубокой луже. Мы были спасены. Чудесной свежестью ласкал лицо ночной воздух. О чем-то веселом шумела Арлаки, и справа от меня в три голоса что-то кричали Дереванш, господин Дебош и Рябинина. Не слушая их, я поднял сумку и, держась края отмели, зашагал к берегу.

12

Мы не стали уходить далеко от реки – слишком велико было желание скорее устроить привал и осмотреть Сапожок. К тому же великая кенесийская писательница требовала немедленно развести костер и повесить на просушку намокшие одежды. Ее требования были столь настойчивыми, что не доходя до подъема на скалистый утес, мы остановились на небольшой полянке, огляделись и решили основать наш маленький лагерь там. Дебош, воспользовавшись фонариком, отправился собирать сухие сучья и натаскал их несколько охапок раньше, чем Элсирика с Дереваншем успели достать из сумки ворохи промокших вещей. Тем временем между камней запылал огонь, и стало как-то тепло и уютно. Я бросил на траву полиэтиленовую скатерку и с торжественным видом положил на нее красивую коробку с конфетами «Ассорти», достал две бутылки шампанского. Хотя, после застолья у ручницы Шельды, от шипучего напитка меня немного тошнило, ночь сегодня была особо тожественная, и требовалось совершить небольшое возлияние со стрельбой пробками, радостными криками и пенными брызгами.

– Золотые рыбки в баночке будут? – поинтересовался Дереванш, со страдальческим волнением наблюдавший за моими хлопотами возле сумки.

Я догадался, что организм кенесийца снова испытывает потребность в рижских шпротах, и в его удовольствие выложил консервный нож и соответствующую банку.

– Радуйтесь, мой прожорливый друг, – сказал я, бросил еще на скатерть пару пакетиков с арахисом в сахаре и сунул руку в саквояж, в поисках Сапожка Пелесоны.

Как только я достал реликвию и осторожно поставил ее на край скатерти, архивариус мигом потерял интерес к лакомствам. Бланш Дебош, сверкая глазами, стал на четвереньки, даже Рябинина прекратила развешивать на кустах наряды и мигом подбежала к нам.

– Вот он какой!… Са-по-жок!… – с умилением проговорил Дереванш и потянулся к реликвии.

– Руки! – я шлепнул его по кончикам пальцев. – Лучше вон со шпротами своими развлекайтесь! А эта вещь опасная – магией пахнет!

– Божественной магией! – проговорил Дебош, добравшись на четвереньках до середины скатерти и упершись подбородком в бутылку шампанского. – И еще Истиной! Потерянной Истиной! Я чувствую первородный замысел богов! Он витает над этой святой Вещью! Божественным фимиамом он поднимается над нашими головами! – рыцарь засопел распухшим от побоев носом. – Все дело, конечно, в этом Сапожке!

– Заткнитесь, Дебош! – попросил я, внимательно изучая взглядом обувку.

– Дай сигарету, – опустившись возле меня на корточки, попросила Рябинина.

Я протянул ей пачку «Честерфилд» и, когда писательница нервно сжала губами фильтр, щелкнул зажигалкой.

– Трудно поверить, что в этой штуке такая сила, о которой говорят древние пророчества! И все-таки мурашки по коже, когда глядишь на нее, – прислонившись ко мне, Анна Васильевна выпустила густое облачко дыма. – Такое чувство, будто сейчас лишишься чувств. Тревожно мне, Игореша… Что в этом Сапожке?!

– Это мы сейчас узнаем, – ответил я, приподняв реликвию и разглядывая потертую подошву.

– Господин Блатомир! Осторожнее, пожалуйста! – проговорил архивариус. – Вам ли мне напоминать, что говорят древние пророчества!

– Не надо напоминать, – не найдя на подошве ничего примечательного, я повернул сапог верхом и принялся разглядывать орнаменты, тесненные на старой сморщенной коже. Невзирая на ее ветхое состояние, потертости и сеть глубоких трещин, орнаменты сохранились неплохо. Я провел пальцем по изображению сплетенных лилий, вспоминая, что эти цветки когда-то считались символами святости. Оглядел сморщенную гроздь винограда – виноград в сакральных книгах Гильды всегда толковали, как знак радости и торжества. Больше на Пелесониной вещице не было никаких приметных изображений: никаких заклятий, рун, магических пиктограмм или формул – ничего такого, чтобы придавало Сапожку огромную силу, о которой говорили почти две тысячи лет. Меня тронуло сомнение: а не были ли все эти пророчества, тайные разговоры, пересуды о Сапожке святейшей обычным пустозвонством, кочевавшим через века, как частенько бывает в истории любого мира?