Читать книгу "100 великих тайн Второй мировой - Николай Непомнящий"

Как только Роммель вернулся в Ла Рош-Гийон, он после недолгого отдыха выехал на фронт в район Кана, где шел кровавый бой. Тем времен Рундштедта по главе войск Западного фронта сменил фельдмаршал фон Клюге.

3 июля Клюге прибыл в Ла Рош-Гийон и заявил Роммелю: «Отныне вы должны привыкать подчиняться так же, как и все остальные… Вы, пользуясь своим особым положением, преподносили фюреру лишь то, что приходило в голову и нашим противникам». Расстались они врагами. Надежды заговорщиков сделать политический капитал на имени Роммеля воскресли вновь. Шпейдель сообщает Штюльпнагелю об опале фельдмаршала и его растущем интересе к идее сепаратного мира с западными державами. И они стали готовить на 9 июля встречу Роммеля с Хофаккером, который за время, прошедшее с их первой с фельдмаршалом встречи, зарекомендовал себя как мотор всей организации заговорщиков. Этой встрече суждено было стать вехой в жизни Роммеля – важной и последней.

Рано утром 9 июля атмосфера в замке Ла Рош-Гийон была довольно нервной. Шпейдель иронизировал над склонностью берлинских штабистов к составлению планов. Роммель был настроен сначала меланхолически, но потом в тон Шпейделю заметил: «Чтобы прорвать фронт англичан, надо выступить против американцев, потом произвести перегруппировку, и тогда все пойдет по-другому – что за нелепость думать так!» Мысли Роммеля еще витали вокруг боев, когда Шпейдель подвел к нему Хофаккера, и, хотя фельдмаршал уже как-то раз общался с этим рослым красавцем в форме люфтваффе, вновь представил его, на этот раз в несколько рекламном духе, как бы подчеркивая тем самым, что вот именно для таких людей пришло время действовать: «Доктор Цезарь фон Хофаккер, мотор и идеолог участников антинацистского заговора в штабе Штюльпнагеля в Париже». И тактично оставил их наедине друг с другом.

Никто не знает точно, о чем шел разговор. Нельзя поручиться за достоверность его содержания, реконструируя разговор только по показаниям Хофаккера, которые он дал в гестапо после ареста в связи с событиями 20 июля. Но можно попытаться определить несколько ключевых моментов этой беседы по некоторым косвенным источникам. Руководитель следственной группы гестапо, занимавшейся событиями 20 июля, Георг Киссель, когда он сам находился в заключении после войны, сообщил, что разговор продолжался примерно полчаса. Хофаккер убеждал Роммеля, что положение требует решительных действий. И если фюрер не хочет их предпринимать, надо заставить его сделать это. О путче и покушении речи не было. После этого он прогуливался по парку со Шпейделем и Роммель рассматривал очень далекий от планов покушения вариант: «На днях я обращусь к фюреру за разрешением на встречу с Монтгомери. Я уверен, что Монтгомери не будет сводить со мной старые счеты, когда я предложу ему в ближайшей перспективе совместное наступление на Россию». В общем, встреча, от которой столь многого ждали заговорщики, не произвела на фельдмаршала никакого впечатления. А вот Хофаккер, вернувшись в Париж, сообщил своему единомышленнику Готтхарду Фрейхерру фон Фалькенхаузену: «Я пережил звездный час моей жизни, готов был идти на все и выложил фельдмаршалу все начистоту». В ближайшие после этого разговора часы он рассказывает еще нескольким людям о своей встрече с Роммелем, и с каждым разом масштаб достигнутого им успеха в его рассказах возрастает, заговорщики даже составляют проект заявления о капитуляции войск Западного фронта. На следующее утро Хофаккер прибыл в Берлин, где заверил своего отца, а также одного из руководителей путча полковника Клауса фон Штауффенберга в том, что получил от Роммеля одобрение. 16 июля Штауффенберг сообщает собравшимся заговорщикам, что полководцы Западного фронта на их стороне и могут прекратить войну на Атлантическом побережье по собственной инициативе.

16 июля один из офицеров штаба 17-й воздушно-десантной дивизии обер-лейтенант Эльмар Варнинг спрашивает фельдмаршала: «Чего нам ожидать, когда все станет окончательно ясно?» Роммель ответил так: «Я могу вам кое-что сообщить на этот счет. Фельдмаршал фон Клюге и я выставили фюреру свой ультиматум, в котором заявили, что эту войну выиграть не удастся и, исходя из этого, надо принимать какое-то принципиальное решение». «Но что будет, если фюрер отклонит ваши требования?» – спросил молодой человек. «Тогда я приму на себя командование Западным фронтом, поскольку ситуация подсказывает нам еще одно важное решение: в случае продолжения войны мы должны способствовать тому, чтобы англичане и американцы оказались к Берлину ближе, чем русские». То же самое он дал понять военачальникам, находящимся непосредственно на линии фронта, что подтверждают многие, например, генерал Эбербах, командующий танковой группой «Запад». «Так дальше продолжаться не может», – сказал ему Роммель. Эбербах спросил: «Вы полагаете, противник пойдет на мирные переговоры, несмотря на то, что Гитлер все еще у власти?» Роммель опустил голову, потом глухо, словно каждое слово давалось ему ценой огромных усилий, произнес: «Я нуждаюсь в вашей поддержке».

На следующий день Роммель посетил 1-й танковый корпус СС. Здесь у него состоялся разговор с командующим корпусом генералом Зеппом Дитрихом, свидетелем которого был Гельмут Ланг. Дитрих, надо заметить, был известен своей преданностью фюреру. И вот этого-то человека с репутацией фанатика Роммель спрашивает напрямик: «Скажите, генерал, станете ли вы выполнять мои приказы, если они будут противоречить требованиям Гитлера?» Дитрих ответил так: «Вы – командующий, которому я непосредственно подчиняюсь. Я выполняю все ваши приказы». Дальше разговор шел с глазу на глаз. Уже сев в машину и отъехав порядочное расстояние, долго молчавший Роммель произнес, словно подводя итог каким-то размышлениям: «Дитрих на нашей стороне».

Когда «Хорьх» фельдмаршала подъезжал в Ливорно, они поняли, что несколько самолетов определенно собираются атаковать их автомобиль. В левую дверцу машины угодил снаряд. Осколки этого снаряда и куски разлетевшегося лобового стекла ранили Роммеля. Машина потеряла управление и врезалась в дерево. Голова Роммеля тяжело опустилась – он потерял сознание… Тремя часами позже, когда Шпейдель сообщил о случившемся Клюге, а тот разыскал врача, оказавшего помощь Роммелю, выяснилось, что у фельдмаршала перелом основания черепа и сильное сотрясение мозга, и для восстановления здоровья ему понадобится по меньшей мере полгода.

Наступило 20 июля. Покушение на Гитлера было спланировано на середину дня. Вскоре после 12.30 полковник Штауффенберг прибывает в «Волчье логово» – ставку Гитлера в Растенбурге. В портфеле у него бомба с часовым механизмом. Как только Штауффенберг прибыл в Берлин, он тут же позвонил сообщникам в Париж. Вскоре Клюге, который в это время находился в Ла Рош-Гийоне, сообщает своему начальнику штаба Блюментритту: «Господин генерал, в Берлине состоялся путч. Гитлер мертв». Около 16.30 Блюментритт дозвонился в Ла Рош-Гийон, но Шпейдель сообщил ему, что командующий уехал на фронт и вряд ли до вечера вернется.

В 18.15 вернулся Клюге. Шпейдель сообщил ему новости. Клюге ощутил растерянность – он не знал, отдавать ли приказ о прекращении боевых действий, которого ждали от него заговорщики. В замок начали стекаться противоречивые сообщения: в них то говорилось, что Гитлер мертв, то, что он жив. Хофаккер и Штюльпнагель настаивали на прекращении военных действий в Нормандии, но осторожный Клюге ответил им так: «Если эта свинья жива, мои руки связаны». В 20.40 ему позвонил генерал Вальтер Варлимонт и сообщил: «Фюрер совершенно здоров». Клюге положил телефонную трубку, спокойно повернулся к своим офицерам и сказал: «Да, мои господа, это было неудачное покушение». Хофаккер попросил тогда разрешения рассказать всем присутствующим обо всем, что предшествовало покушению. Клюге кивнул, выслушал его, и, не проронив ни слова, отошел на некоторое расстояние от всех остальных, как бы демонстрируя тем самым, что с этой минуты между ними появилась определенная дистанция. Штюльпнагелю стало ясно, что утверждение Хофаккера о том, что он ввел в курс дела Роммеля и Клюге, – ложь. Но он все же решил в этом удостовериться. «Я полагаю, – сказал он, – господин фельдмаршал осведомлен обо всем этом?» «Нет, – ответил Клюге, – я об этом понятия до сих пор не имел».