Читать книгу "Хрустальная удача - Питер Марвел"

Вот и теперь он не разделял пылкого желания профоса захватить в плен молодого англичанина, дружившего с Рэли и, по-видимому, унаследовавшего от него подлинную карту. Посему отец Дамиан, радуясь, что патрон временно предоставил его самому себе, уединился в своих покоях, где и предался чтению Священного Писания и трудов по истории завоевания Америки. Одна только мысль беспокоила его совесть, и, не зная как разрешить сию дилемму, отец Дамиан мучительно искал выход.

Что касается отца Франциска, то он, не привыкший к таким сокрушительным неудачам, чередой преследовавшим экспедицию в последние месяцы, находился в состоянии, которое можно было бы сравнить с чувствами дикого животного, запертого в клетке. Недовольство профоса в полной мере ощущали на себе монахи Ордена и сопровождавшие иезуитов индейцы. Но самым жестоким ударом для дона Фернандо стало письмо, извещавшее его о нелепой гибели караиба Хуана Эстебано. Иезуит-касик был слишком заметной фигурой и представлял величайшую ценность для миссии.

Отец Франциск ни на минуту не поверил в случайность кончины знатного индейца и назначил специальное расследование. Однако дознаватели, отправленные для того на Эспаньолу, не нашли ни малейших подтверждений насильственной смерти Хуана Эстебано. Точнее, они обнаружили непреложный факт, безусловно доказывающий обратное. Чтобы пронзить человеческое тело веткой кампешевого дерева, да еще, простите за кламбур, намертво пригвоздить его к земле, как это случилось с Эстебано, недостаточно было бы совместных усилий даже нескольких человек.

Ни одно человеческое существо не смогло бы нанести подобный удар: роковой сук, с невероятной силой обрушившийся на караиба и пронзивший насквозь его грудь, вошел в землю более чем на фут, прежде чем сломаться напополам.

Эта странная смерть и удивительные обстоятельства, ей сопутствовавшие, мгновенно послужили распространению нелепых слухов и самых диких суеверий, до которых так охочи бывают туземные жители, в том числе и обращенные в христианство.

Индеец, первым обнаруживший тело Хуана Эстебано, сразу же предположил, что касик пал жертвой злого демона. Тем более, что поблизости оказался трупик священной индейской собаки — течичи, а вглубь джунглей уводили характерные следы, обозначавшие путь огромного питона.

Передаваясь из уст в уста, зловещие новости о гибели иезуита-касика обрастали множеством подробностей. К моменту прибытия монахов профоса на Эспаньолу все местные индейцы, а заодно и негры с окрестных плантаций сошлись на том, что только демоны могли так жестоко расправиться с Хуаном Эстебано.

Иезуиты, отправленные отцом Франциском для расследования, тщетно пытались вычленить из горы фантастических басен хоть какие-то рациональные факты.

В результате, как это и бывает с подобными делами, многие из них, вместо того чтобы анализировать события, тоже уверовали в смерть касика от сверхъестественных сил. Особую роль в тех слухах, которые с переполненными ужасом глазами пересказывали местные индейцы, играл гигантский питон из сундучка Хуана Эстебано. По словам аборигенов, личина пятнистого змея — самая подходящая для демона. Разумеется, кому, как не касику, пристало водиться с тварью из загробного мира, да только на сей раз дело явно пошло не по правилам!..

Иезуиты низших ступеней из миссии, наслушавшись дикарских небылиц, не смогли ни в чем разобраться и были вынуждены донести отцу Франциску, что караиба убил сам дьявол, вселившийся в удава, — так они переосмыслили языческие домыслы индейцев. В конце концов, прибавили они, это все попущено Богом для Эстебано как вполне справедливая кара за гнушение Светом Христовым и возвращение к страшным кровавым обрядам предков. А за что же еще?!

Выслушав посланцев, профос еще больше помрачнел и затребовал трактат одного из своих предшественников, который, как он знал, изучал индейские верования. Наивный прелат еще в начале века надеялся отыскать в них лазейку, с помощью которой удалось бы сделать проповедь христианства более понятной язычникам. Отец Франциск не разделял этих прекраснодушных порывов, считая наиболее правильным и эффективным для дикарей обращение в католичество огнем и мечом. Еще будучи молодым человеком, готовящимся к посвящению в сан, он говорил товарищам: «Если мы ненароком убьем в этой войне нашего потенциального сторонника — не беда, ибо тогда мы приобретем надежного ходатая пред Господом, и он будет поддерживать наши дела, благосклонно взирая с Неба и помогая нам молитвами. Но еще больше пользы мы принесем, убивая несогласных. Так мы не только устраняем противников физически, но и даем слабым, колеблющимся и малодушным убеждение, что наша вера могуча не только благодаря мистике и чудесам, но и благодаря прямой силе. Все живущие во тьме невежества и самую грубую силу считают исходящей от Всевышнего. Они будут удостоверены, что Господь помогает нам!»

Труд преподобного Томмазо да Сангры показался отцу Франциску скучным и пресным. Он изобиловал рассуждениями на темы духовного мира, от которого человек отделен завесой в результате грехопадения; о том, что блаженство Адама и Евы в Эдемском саду заключалось прежде всего в том, что они могли непосредственно, без усилий общаться с Богом и ангелами. В раю, писал отец Томмазо, духовный мир был реальным и близким первым людям, а человечество, по замыслу Творца, должно было вместе с Небесным воинством составлять стройный хор, который бы «созерцал единого Главу хора и пел в гармонии с Главой». Обширное продолжение сей цитаты из свт. Григория Нисского отец Франциск пролистнул особенно раздраженно, ибо с семинарских лет питал глубокое отвращение к древним Святым Отцам, предпочитая сочинения более современного ему церковного автора — основателя Ордена[3].

Более занимательными показались достопочтенному иезуиту собственно мифологические сведения, почерпнутые у язычников. Правда, к подробному перечислению заслуг одного из главных индейских идолов, Пернатого змея, перед родом человеческим, отец Франциск отнесся не более благосклонно, чем к сентенциям из Григория Нисского. Но зато сделал закладку на странице, повествующей о противостоянии ягуара и змея — символов индейских богов Тецкатлипоки и Кетцалькоатля. В качестве главного божества туземцы, писал преподобный Томмазо, почитали, очевидно, человека-ягуара — оборотня, воплощающего могущество и безжалостность сил земли и ночи. Как антипод человеку-ягуару, своего рода надежду на лучшее, индейцы создали в своем воображении сказочный гибрид райской птицы-кецаль и змеи-коатль, символ соединения вековечной мудрости с красотой и светозарностью.

Тецкатлипока, по мнению язычников, как говорилось далее в манускрипте, положил конец эпохе доброго Пернатого змея, творца наук и искусств, изобретателя календаря и земледелия. По легенде, подручные ягуара дали Кетцалькоатлю зеркало, чтобы он посмотрел на свое дряхлеющее тело. Змей глубоко опечалился, чем воспользовались колдуны, предложившие лекарство от старости. Кетцалькоатля напоили опьяняющим напитком и заставили вступить в кровосмесительную связь с родной сестрой, нарушив тем самым все благородные принципы, которые он сам же и прививал людям.