Читать книгу "Пир Джона Сатурналла - Лоуренс Норфолк"

Теперь они упражнялись вместе. Каждое воскресенье после церкви Джон с Абелем стояли у нового колодца и кидали камни в старый. Они с силой запускали свои снаряды по низкой дуге, метясь в полуразрушенную стенку, или высоко подбрасывали мелкие камешки, стараясь попасть в рассохшееся ведро.

— Держи локоть выше, — наставлял Джона белокурый мальчик. — И под конец резко швыряй кистью. Вот так.

Он сгибал его руку под нужным углом. Кэсси, сидевшая на траве за ними, подсчитывала промахи и попадания и, в зависимости от настроения, поддразнивала или подбадривала:

— Ты в церковь целился, Джонни? Или хотел добросить камень аж до Флитвика?

Насмешки и похвалы девочки вгоняли Джона в краску. Абель выразительно закатывал глаза. Из старого колодца тянуло запахом сырого савана, словно своими играми они возмущали темную воду внизу. Когда солнце поднималось выше, они переходили в тень и выбирали мишенью Слезы Святого Клодока: высоко подбрасывали свои снаряды так, чтобы те падали на голые участки земли. Джон собирал камни и украдкой поглядывал на Кэсси, снимавшую чепец или обмахивавшую ноги подолом коричневого платья.

Они кидали камни, пока у них не начинали ныть руки от усталости, а потом присоединялись к Сету, Тобиту и Дандо. Когда жара становилась нестерпимой, дети все вместе шли по окраинной тропе, огибали Двухакровое поле и пробирались сквозь живую изгородь, пользуясь тайным лазом Джона. Они пили воду из желоба, черпая ладонями, с хохотом брызгались друг в друга, а потом укрывались в тени буковой рощи. Джон сидел между Абелем и Кэсси, незаметно обмениваясь с ней взглядами, пока Абель и остальные судачили о всякой всячине. Разговор обволакивал, окутывал, словно плащ, сотканный из слов самой деревней Бакленд: что за коричневые бутылки купил старый Хоули у погонщика лошадей на другой день после Благовещения; как Мэдди Оддбоун нагуляла брюхо от мужика из Флитвика; как Джон Лэмб в очередной раз помирился с Джинни…

Покой Джона нарушало лишь присутствие Эфраима. Старший мальчик насмешливо закатывал глаза и презрительно кривился всякий раз, едва только он открывал рот. Но остальные дети просто пожимали плечами или делали вид, будто ничего не замечают. Кэсси молча кусала почерневший ноготь. Почему у нее синяк все не сходит, недоумевал Джон. Так длились дневные часы. Потом раздавался колокольчик Марпота, созывающий на молитву истинно верующих.

Молельщики ходили в черных куртках и черных бриджах без пряжек и пуговиц, в черных шалях и черных юбках. Каждое воскресенье, ближе к вечеру, они собирались в длинном приземистом доме в самом конце луга: Чаффинги, семейства Джима, Элизы и Эфраима Клаф, Фишроуки и почти все Фентоны. За темными деревянными ставнями они пели псалмы, стоя на коленях, слушали проповеди Марпота и определяли наказания провинившимся.

— Их раздевают догола, — сообщил Абель Джону в одно из воскресений. — Мне Кэсси сказала.

Перед глазами Джона возникло запретное видение: Марпот, срывающий с Кэсси коричневое шерстяное платье. Бледное веснушчатое тело девочки.

— Дают только простыню прикрыться, — продолжал Абель. — В раю не носят одежды, говорит Марпот. И едят только плоды деревьев. А пьют одну воду.

Дандо Кэндлинг кивнул:

— Мой папа говорит: если Марпот так любит рай, чего ж он сам не расхаживает нагишом?

— А может, и расхаживает, — вмешался в разговор Сет.

Мальчики захихикали. Из приземистого дома доносился голос Марпота:

— И сказал Господь Моисею, говоря: если женщина имеет истечение крови, текущей из тела ее, то она должна сидеть семь дней во время очищения своего. И всякий, кто прикоснется к ней, нечист будет до вечера. И все, на что она ляжет в продолжение очищения своего, нечисто; и все, на чем сядет, нечисто…

— Гидеон не хотел назначать Марпота старостой, — продолжал Сет. — На него Клафы насели. А старый Хоули не стал перечить.

— Еще Марпот настоял, чтоб праздник эля отменили, — пробормотал Тобит. — После той своей выходки.

Джон отвел взгляд, вспомнив фигуру в черном на соломенной крыше и озаренные факелами лица селян.

— В этом году праздник будет, — возразил Дандо. — Гидеон говорил моему отцу.

Абель ухмыльнулся:

— Марпоту это не понравится.

Голос церковного старосты стих, и мгновение спустя зазвучал монотонный хор. Но над однообразным заунывным гулом взмывал чистый, звонкий девичий голос — голос Кэсси.

«Должно быть, она просто дразнила меня в тот первый раз», — подумал Джон. У них никогда больше не заходило разговора про ведьм или про помощь, требующуюся от него. Мальчики смотрели на облицованный камнем дом с закрытыми ставнями и раскаленной под солнцем крышей. «Ох и жара же там, наверное», — подумал Джон и представил, как они рядами стоят на коленях, распевая псалмы в полумраке, и одна только Кэсси поистине поет Богу.

Он вернулся домой только вечером. Матушка с улыбкой кивнула, когда он открыл дверь. Джон больше не подвергался допросам, не торопился проскользнуть мимо, пряча очередной урожай синяков и ссадин. Каждое утро они вместе взбирались на склон. Сверху они видели, как трава деревенского луга с течением дней жухла все сильнее, пока наконец Слезы Святого Клодока не слились полностью с коричневой пустошью. Но на верхних террасах склона летняя жара, казалось, лишь вытягивала из земли все более сочную и темную зелень. Джон с матерью шагали через лужайки, по пояс утопая в мышином горошке и овсянице, пробирались сквозь заросли кустов, шлепали по ручейкам, что пробивались из-под земли и текли в высокой густой траве незримыми каскадами.

После полудня матушка уходила на самый верх, где стоял непролазной стеной ежевичник. А Джон, предоставленный сам себе, бродил вдоль забитых бурьяном древних русел, где искал лекарственные травы или собирал землянику. Кролики при его приближении врассыпную бросались прочь, только белые хвостишки мелькали в кустах. В самые знойные дни Джон укрывался в тени бузины и ясеней, покуда мать не спускалась тяжелой усталой поступью, с раздутой торбой для трав. Потом они возвращались в хижину, где его ждала книга.

Каждый вечер Джон корпел над страницами, шевеля губами. Напряженно вглядываясь в буквы и складывая из них незнакомые слова, Джон шагал через пальмовые рощи и крокусовые луга. Щуря воспаленные глаза, он пробирался сквозь заросли мушмулы и сливы, проходил по яблоневым, вишневым и грушевым садам. Потом перелистывал страницу — и перед ним поднимались из моря фантастические создания: большущие рыбы с плавниками, громадные угри и невиданные чудища с длинными щупальцами.

— Это Зойленд-Тор! — воскликнул мальчик, и Сюзанна кивнула.

— Раньше там было море, — сказала она. — Каждую зиму море наступало и заливало весь Зойленд и торфяные болота. Но когда оно отступало, трава росла еще гуще. Соленая вода плавала сверху, понимаешь? А внизу оставалась пресная.

Сравнительно новые страницы перемежались древними, где щетинились частоколы диковинных букв и слов и выцветшие письмена поддавались прочтению не легче, чем путаница птичьих следов на земле. Джон читал, пока у него не смыкались веки. А когда он, сморенный усталостью, ронял голову на книгу, ему мерещилось, будто сквозь пыльный запах страниц пробивается острый аромат живицы или густое благоухание сливовых, грушевых и яблочных садов в цвету.