Читать книгу "Самолет на все времена - Kriptilia"

столкнулись уже. Потом пусть сам доказывает, что не так все было... Может, и доказывать не станет. Может, ему вообще там понравится. Кстати, что за рисунок?

- Священник говорит, что он объяснял, как миниатюристы изображали реальные вещи. Нарисовал самолет, потом переделал его в дракона...

- Чтоб его кто-нибудь так переделал... со всеми изгибами.

...не отпускает меняет дверь близко далеко близко есть движение нет расстояния скорости времени направление наружу не выйдешь еще нельзя еще не все иначе смерть чужое слишком холодное растворяет размывает истончает наматывает нити шепот пение хор неразборчиво лепит собирает невозможное сам придумал сделал оно только ответило не могло иначе смерть...

- Не валяйте дурака... Какой рисунок, какая стенка? Ваша военная полиция арестовала моего кузена живым, не потеряв ни одного человека. В моем доме арестовала - все кроты в округе знали, что за домом следят. Все газеты удивляются, включая... - шорох бумаги, - "Нью - Йорк Таймс". Он поговорить пришел, а вы его к стенке прислонить попытались. И не за рейды, не за "железку", не за кабели ваши драгоценные - за ношение оружия. За пистолет, который ему наш же ныне покойный премьер в прошлую войну силой всучил и письменным приказом носить заставил. Стыд и позор. Ну , он и сбежал. Я бы на его месте тоже сбежал. А , скорее всего, его ваши же люди и выпустили, чтобы безобразия такого на душу не брать - выставили за ворота , и не скрывают особо. Да, конечно, я буду молчать, пока он сам не объявится. Я же вам слово дал в самом начале, чего вам еще нужно?

***

Энди уже несколько раз доводилось терять сознание, но вот от собственного душераздирающего вопля он пришел в себя впервые. Говорить не мог - только хлопал глазами, трясся и пытался набрать в грудь хоть немного воздуха. Казалось, что легкие и горло намертво забиты липкой черной пустотой из кошмара.

- Головой не двигайте, - резко сказали над ним. - Где болит?

Энди вспомнил, как тренер по гимнастике учил его приходить в себя после особо неприятных падений, резко выдохнул через нос и обнаружил, что уже вполне способен говорить.

- Л-лоб... н-немножко. С-стенка... мистер Гамильтон...

- Стекло, вы хотите сказать?

- Нет. Мне п-поме... Я видел. Голоса... и... - Что говорили голоса, он запомнил, может быть, не полностью, но хотя бы общий смысл. А вот то, что было между ними - между и одновременно - описать было невозможно. Для этого слов в родном языке, которым Энди владел весьма бойко, не находилось. - И... как похлебка в мясорубке.

- Вам опять что-то привиделось?

- Да. И... знаете, мистер Гамильтон, - Энди сел, ощупывая лоб. Шишка будет, но и все. - Вот то, что эти люди говорили, я точно не слышал и не читал. Место... дом на пяти дорогах. Лефеврова проруха. Он так и сбежал - как вы сказали. Только на самом деле. Это же все проверить можно!

- Так, - какое серое лицо у мистера Гамильтона, будто это он, а не Энди, головой ударился. А, может быть, и ударился, кстати - просто привык не кричать. - Перебирайтесь на мое сидение. Я сяду за руль. Едем домой. Хватит. Вам нужно к врачу, и вообще эта история, я вижу, плохо на вас сказывается.

- Вовсе не плохо, - запротестовал репортер, уже успевший составить план проверки всех, несомненно ценных, сведений, которые содержал в себе жуткий кошмар. - Очень даже... ой. Извините, мистер Гамильтон. Я зеркало разбил... я заплачу за ремонт... но как же вы поедете?