Читать книгу "Пора жить - Светлана Мосолова"

уехали они, Миро рассказал, что меня за сына этого цыгана сосватали. Я видела этого сына в Одессе на Привозе. Яркий он да пустой. На словах хвастливый, а на деле трусоватый. Но отцу перечить не принято у нас. И стала я невестой. К осени свадьбу готовили. Жених ко мне всего один раз приезжал. Открыто мне сказал, что хоть я и дочь барона, да его род богаче нашего будет, и что сватаньем этим он меня осчастливливает, и чтобы с этой мыслью я к свадьбе готовилась. А я молоденькая еще была, в тонкостях не сильно разбиралась, но гордости набраться уже успела. Поэтому не рада была такие слова от него слышать, но промолчала тогда. Через несколько дней пошли мы с сестрами да подружками на Молдаванку работать. Миро мой шустрый был. Хоть и малой, а карманы уже легко чистить умел. Подружки зазывали погадать, а я все больше по сторонам смотрела.

Тут шум услышала. Здоровый бугай моего братишку держал, на краже поймал. Миро вьюном вьется, вырваться хочет, а тот верзила руки ему заламывает и к земле пригибает. Вижу, больно братишке. Подружки говорят, не встревай, сама пропадешь. Только я подлетела и по-цыгански кричать стала, брата из рук торговца вырывать. Все вокруг шумят, возмущаются. Вдруг подходит молодой военный в погонах и громко обращается к толпе: «Граждане, расходитесь, я сам доставлю нарушителя в отделение». И берет Миро за одну руку, а меня, я не перестаю кидаться и освобождать брата, за другую. Крепко берет, понимаю, что не вырваться уже. Тут свисток со стороны слышится, торговец с подозрением смотрит на военного. Тогда тот и поступил по-военному, быстро и оперативно, тихо нам говорит: — «Ну, ребята, теперь бежим!» И мы, сломя головы, давай убегать с базара подальше. Слышим, погони вроде нет, отдышались под деревом. Я хватаю брата, хочу дальше бежать. Только он отпихнул мою руку, говорит военному:

— Выручил ты нас. Я сразу сообразил, что никуда ты нас не поведешь, Маринка, дура, панику подняла, а я понял, что ты за нас! Будь мне другом! — и руку ему протягивает.

Я брови нахмурила, говорю ему по-цыгански:

— Сам дурак! Не доверяй чужому, бежим в табор!

А парень улыбается и на нас глядит по-доброму. Братишка спрашивает:

— Ты почему нам помогать стал?

— Друг у меня на войне был, Яша, цыган. От смерти меня спас. А до победы не дожил… Много про свою цыганскую жизнь рассказывал. Братом мне стал. Я, когда увидел вас, подумал, а может, он из вашего табора, вот и вступился.

Потом на меня взглянул и, улыбаясь, пошутил:

— А еще глаза твои огнем горели, пожар ведь мог начаться, пришлось бы тогда еще и пожарников вызывать. Никогда таких глаз не видел!

— Но, но! — оборвала я его. — Ты мне здесь песни не пой! Знаю я вас, щелкоперов! — и грозно брови нахмурила.

А он так весело рассмеялся, и братишка следом за ним хохотать начал. Да от радости, что свободным остался, по земле кататься принялся. Что с него взять, пацаненок еще. Да только я тогда стояла, а щеки огнем пылали.

— Ладно, ребята, — говорит военный. — Я еще месяц здесь буду. Вон там моя часть расположена, — и указывает в сторону Мойки, там военные городки в ту пору находились. — Приходите в гости! На проходной майора Громова спросите, меня вызовут. Только вечером заходите, после службы, я вас настоящей халвой угощу!

Распрощались мы и разошлись. Миро радостно мне говорит:

— Я, Маринка, завтра, к нему в гости обязательно пойду! Теперь у меня друг — майор! А ты, Маринка, все равно дура!

Я его пихнула и промолчала, а сама слова про глаза вспоминаю. А ночью сон видела такой, что до сих пор помню. Утром мы с подружкой опять на базар отправились. Только я от нее потихоньку оторвалась и со всех ног на полигон побежала, где военные учения проходили. Там за будкой деревянной притаилась и высматриваю, хочу того военного увидеть. Наверное, час просидела, тут меня солдат схватил.

— Ты что тут делаешь?

Я не отвечаю. Тогда он меня в караулку доставил. Минут через пятнадцать майор мой зашел. Посмотрел на меня, солдата отпустил, сел на лавку и долго молчал. Потом достал ключ, говорит, там-то я живу, иди, а я через час дела закончу и приду.

Я, как в тумане, пришла в его комнату. Помню, на улице на меня все с удивлением смотрели. А я внутри вся сомлела, но голову гордо кверху поднятой держала. Только когда дверь открывала, руки немножко тряслись. Пришел мой Андрюша, пирожков столовских принес и ситро две бутылки. Я на диване, как окаменевшая, сидела. Он умылся, что-то на стол еще поставил, говорит мне:

— Ну, идем, черноглазая, война войной, а обед по расписанию. Ты, пока в засаде сидела, должно быть, сильно проголодалась. Ешь, милая, тогда быстрей вырастешь!

Я села к столу и говорю ему.

— Ты со мной не разговаривай, как с ребенком, я уже взрослая, присмотрись!

Он так странно на меня посмотрел, этот взгляд вот тут до сих пор остался, — Марина Ильинична приложила руку к сердцу.

Спрашивает он меня:

— А если взрослая, зачем за будкой два часа сидела?

Я молчу.

— Вот что, Маринка, давай подкрепимся, я тебя провожу до моста и больше мы не будем глупостей делать, договорились?

Сам улыбается вроде, а глаза серьезные и вопрошающие.

— Сам свои пирожки ешь! — вспылила я. — На войне был, а сейчас боишься!

— Боюсь, — отвечает. — Даже не представляешь, как боюсь.

Я поднялась. Он с тревогой спрашивает:

— Убежала, а теперь как вернешься?

— Вернусь! — уверенно отвечаю. — Завтра в летнем клубе хорошее кино крутить будут. Приходи.

В табор я тогда с подружкой вернулась, она еще по базару ходила.

В кино мы с Андреем не пошли, на лодке катались. Он мне про себя рассказывал. Как воевал, как в Одессе оказался. И что скоро домой, на Дальний Восток, уезжает. Мне его слова грустно было слушать, и потекли у меня слезы из глаз. Тогда он говорит:

— Маринка! Я ведь уже старый для тебя. И жизнь твоя на мою не похожа. Я тебя очень долго помнить буду, моя красавица, только ничего у нас с тобою не получится!

Смолчала я, а на другой вечер опять к нему убежала. Весь месяц мы с ним где-нибудь встречались. Я уже не могла свою жизнь без него представить, без наших разговоров, его улыбки.

И вот настал день его отъезда. Встретились мы днем у моря. Он весь поникший