Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

(К столу! К столу! Выпьем же! Выпьем! К столу!) с такой быстротой, что создавалась иллюзия, будто действительно поют сразу несколько хористов. Его невозмутимое лицо и паясничание казались очень комичными.

– Какой вы еще мальчишка! – воскликнула Розина, не сдержав улыбки.

Он согласно кивнул:

– Да, я все еще молод! Так и остался в переходном возрасте.

Произнеся это, мсье де Крошан выдал прекрасно сымитированное соло корнет-а-пистона[20] и под занавес выразил свое восхищение чванливым голосом Брассёра.

Но мы не намерены перечислять все каламбуры, остроты, шутки и дурачества, которыми мсье де Крошан приправлял завтрак Розины Орлак. Он так решительно разыгрывал из себя шута, что в конечном счете утомил несчастную красавицу, – вот и все, что стоит об этом рассказать. К тому же шевалье и прежде не всегда отличался изысканным остроумием; в своих шутках он то и дело обыгрывал собственную плешивость, и потому многие находили старика невыносимым.

Розину неумолимо клонило в сон. Мсье де Крошан выразил свое удовлетворение этим фактом и откланялся, сказав, что вернется вечером.

– Бедный шевалье! Теперь-то вас точно затащат за стол!

– Тащить меня не придется, – сказал он. – Я явлюсь к ним сам.

Даже во взгляде Тесея, идущего на бой с Минотавром, вероятно, было меньше доблести.

Мадам Орлак проспала до самого вечера. Разбудила ее медсестра, принесшая различные вещи, обнаруженные при ее муже.

Их перечень был представлен в учетной карточке:

Носовой платок с вышитыми на нем инициалами «С. О.»…

Бумажник шагреневой кожи…

Коралловый зажим для галстука…

Обручальное кольцо…

Перстень с печаткой…

Золотые часы на цепочке…

Сетчатый кошелек, сделанный из золотых колечек…

Перочинный ножик…

Пара золотых запонок…

Розина расписалась в нужной графе и погрузилась в раздумья. Один только вид этих предметов вызывал в ее мыслях образ Стефена. Он никогда с ними не расставался. Особенно перстни, можно сказать, срослись с ним. Они были частью его личности, частью его рук… И обручальное кольцо! Ох! Обручальное кольцо! Это тонкое золотое колечко! Это небольшое звено невидимой (и растяжимой) цепи, связывавшей через безымянный палец руку Стефена с рукой Розины!.. Боже! Теперь казалось, что с одной стороны цепь разорвалась!

Как сухое дерево заключает в себе пламя и дым, так и перстни заключали в себе «спектральные руки» Стефена. Розина мысленно пыталась воссоздать эти руки. Пристально глядя на блестящие кружочки, она дорисовывала в своем воображении пальцы, длинные и тонкие, бледную плоть, целую сеть голубых вен, а под ними появлялась клавиатура из слоновой кости и эбенового дерева. На ее глазах эти руки, избавившиеся от перстней на время исполнения сонаты, набрасывались на клавиши в темпе аллегро.

И вот теперь эти перстни лежали перед ней, на подносе, давно не ощущавшие тепла, словно их владельцу уже не суждено было вновь надеть их, словно их сняла с его ледяных фаланг смерть. А завтра… Завтра! Кто знает?..

Ах! Проклятая катастрофа!

Внезапно Розина вспомнила тот кошмар, который видела во сне, отнюдь не спокойном. Во время сна она заново пережила не муки влюбленной женщины, не тревоги супруги, не физическую усталость от поисков среди искореженных вагонов. То были те фантасмагорические моменты, когда перед ней возникал Спектрофелес.

Должно быть, душа ее действительно находилась под особым, магическим влиянием чего-то сверхъестественного, раз уж ею всецело владело сейчас ощущение некоего чуда, а не другие, гораздо более объяснимые эмоции! Какое ребячество!

Но тут кто-то тихонько постучал в дверь, и Розина без всяких на то причин содрогнулась.

– Войдите! – сказала она. Затем добавила, ощутив, как сжимается от нехорошего предчувствия горло: – Кто там?

В дверном проеме возник шевалье. В руке он держал охапку цветов:

– Кто там?.. Florio Tosco, мадам.

– О! Какой вы милый, шевалье!.. Но скажите: чем вы там, у себя, занимались?

Проведя рукой по абсолютно гладкому черепу, мсье де Крошан ответил:

– Работал над своим операционным трактатом об эндемической плешивости бильярдных шаров и врожденной лысости шаров на заходных столбах лестниц.

– Будьте серьезны!.. Я хотела сказать: что вы делали по возвращении на улицу Асса? Мой свекор…

– Господин бывший нотариус вел себя совершенно постыдно. «Не будь Стефен пианистом, он бы не отправился в Ниццу; не отправься он в Ниццу, не стал бы жертвой монжеронской катастрофы» – вот и все, что он изволил мне сказать.

– Увы!.. Ну а вы сами? Хороший нагоняй получили?

– Ну да, по головке не погладили – влетело по первое число.

– Но, мой добрый друг, зачем вам жить под башмаком у этого человека – теперь, когда вы легко можете продавать свои полотна?

Несогласно покачав головой, напоминавшей о временах Второй империи, мсье де Крошан возразил:

– И что я куплю за деньги, вырученные от продажи картин, такого, что принесет мне столько же радости, как сами картины? Свободу? И что мне с ней делать?.. Да и потом, я всегда питал к вашему свекру симпатию и думаю, не будь рядом с ним меня, медиумы и супруги Крепен давненько бы его разорили – его, а рикошетом и вас… Но вот что. Я там, внизу, навел справки: похоже, Стефен чувствует себя неплохо. Однако вы-то сами как? В порядке?.. Послушайте. Я лягу здесь, в соседней комнате. Когда вас начнет тяготить одиночество, позовите меня, хорошо?.. А пока что… чем вы можете меня угостить?..

Через какое-то время, под влиянием снотворного, которое мсье де Крошан украдкой подсыпал в ее чашку чая с флердоранжем, Розина заснула прямо в одежде. Старый дворянин взял ее на свои отеческие руки и, перенеся на кровать, укрыл одеялом. Шевалье и сам выбился из сил, пока против воли играл роль шута, пусть она и была ему привычна.

Рассвет 18 декабря выдался мрачным. Солнце заливало Париж тусклым светом.

При первых лучах Розина распрямилась на своем ложе, сразу же обрела присутствие духа и поднялась на ноги.

Было шесть утра. Через час Стефена должны начать оперировать.

Несмотря на то что в комнате было довольно тепло, мадам Орлак дрожала. То был тоскливый час. Чтобы не впасть в уныние, она с почти спортивным рвением занялась своим туалетом. Но от тревоги у нее сосало под ложечкой, как бывает при желудочных коликах. А от того, что она увидела вскоре, ее бросило в дрожь.

Среди характерного шума пробуждающегося города Розина уловила легкий гул, заставивший ее подойти к окну.

Еще почти не одетая, хотя очаровательная даже в столь скромном наряде, она содрогнулась от волнения, и ей показалось, что она покрылась инеем.

Выехав из-за поворота, к крыльцу клиники подкатил автофургон похоронного бюро.

Серралю, увы,