Читать книгу "Спящие - Карен Томпсон Уокер"

– Ты о чем? – Мэй оборачивается и видит Мэтью. Чудака Мэтью в красных тренировочных шортах, босиком, маска сбилась набок.

– Представь, что к путям привязаны пятеро человек, – продолжает Мэтью.

– Опять двадцать пять! – восклицает другая студентка. – Снова этот поезд!

Мэй давно подмечала за Мэтью странности: нездоровую быстроту речи, торопливые, лихорадочные жесты – словно он специально изнуряет себя бегом, чтобы потом хоть пару минут постоять спокойно.

– Поезд мчится прямо на людей.

Мэтью весь мокрый от пота. Пот блестит в завитках темных косматых волос, расплывается пятнами на футболке. По библиотеке плывет резкий запах.

– Зачем их привязали к рельсам? – недоумевает Мэй.

– Не суть. – Мэтью смотрит на нее в упор.

Мэй почему-то не в силах заглянуть ему в глаза. Она отводит взгляд и замечает прорехи в подмышках.

– Возле путей есть рычаг. Если повернуть его, поезд поедет в другую сторону и все пятеро будут спасены. Но вот в чем загвоздка: к другим путям тоже привязан человек. Повернешь рычаг – спасешь пятерых, но погубишь одного. – Тело Мэтью вибрирует от рвущейся наружу энергии, и она находит выход в потоке слов, которые обрушиваются на случайную собеседницу. – Ну так как, повернешь рычаг? – допытывается Мэтью.

Абстрактная задача – неплохой способ отвлечься. Вдобавок на памяти Мэй это самый долгий разговор, каким ее удостаивали за шесть недель.

– А люди мне знакомы? – спрашивает она.

Вопрос для нее очень важен, но Мэтью мотает головой – нет, нет, это роли не играет.

– Тогда, наверное, поверну.

– Точно? – Кажется, Мэтью доволен ее ответом, подтверждающим его собственные мысли.

На этаже вдруг поднимается суматоха. Медсестры пришли измерить температуру.

– А если рычага нет? – не унимается Мэтью. – Если единственный способ остановить поезд – сбросить на рельсы что-нибудь тяжелое, а из тяжелого под рукой только толстяк?

Мэй понимает, к чему он клонит.

– Сбросишь толстяка на рельсы?

Здесь все просто.

– Нет, ни в коем случае.

– Разве это не то же самое, что повернуть рычаг? – прищуривается Мэтью. – Убить одного ради спасения пятерых.

– Разумеется нет.

В библиотеку влетает медсестра.

– Эй, вы, двое! – грозит она пальцем, затянутым в зеленую перчатку. Зеленая форма шуршит при ходьбе. – Не стойте так близко. Оптимальное расстояние – пять футов.

Мэй послушно отодвигается, но Мэтью не трогается с места – то ли не слышит, то ли не придает значения.

Студенты бесцельно слоняются по коридору в ожидании новостей, перемен или по крайней мере очередного обеда. Каких-то несколько дней, и все стали сонными, вялыми, но непонятно, виной тому болезнь или скука.

Не умолкая, обсуждают погоду. Безбрежное небо, солнце так и манит, листва прозрачная в полуденном свете. С окон убирают москитные сетки, и плевать на мух. Студенты свешиваются с подоконников, чтобы хоть на мгновение почувствовать себя на воле.

Мэй представляет зрелище со стороны: лица в окнах, как при пожаре. Впрочем, представлять и не нужно: репортеры на двух минивэнах оккупировали парковку и ведут прямую трансляцию по национальному телевидению. Студенты припадают к своим плазмам. «Смотрите! – восклицают они. – Это же мы по телику!»

Но эйфория длится недолго. С каждым разом скука овладевает ими все быстрее. Стремительно всех охватывает гнетущее предчувствие, что изоляция никогда не закончится.

На третий день разнообразие привносит гитарист по прозвищу Пьяный Тодд. Тодд любит поспать, поэтому его хватились только к обеду. Студенты завороженно наблюдают за носилками. Посапывая, Тодд плывет по коридору на спине, веки у него розовые, как у ребенка, врачи – в роли гребцов. Он единственный, кто покинул общежитие за трое суток.

Остальные воспринимают новость спокойно, как будто всю жизнь живут под дамокловым мечом. Им по семнадцать-восемнадцать, но некоторые навыки сродни общей грамматике и усваиваются легко, едва в них возникает необходимость.

В тот же день в библиотеке Мэй читает, когда Айанна вдруг опускает голову на стол. Они одни, сплоченные молчаливым духом товарищества двух читательниц. Неуловимая перемена происходит, когда Айанна откладывает книгу, помечает страницу и опускает голову на руки – медленно, осторожно. Никакого обморока, никаких резких движений. Аккуратная белая маска по-прежнему на лице.

– Ты в порядке? – с бешено колотящимся сердцем окликает Мэй.

Верх невоспитанности будить постороннего человека. Мэй трогает Айанну за плечо, шепчет ее имя. На спине Айанны лежит прямоугольник солнечного света.

– Ты в порядке? – снова спрашивает Мэй.

Айанна бормочет «да», слабо кивает. С ней все хорошо. Мэй запомнит этот кивок, запомнит, как отлегло от сердца. Она возвращается в свое кресло у окна.

Дверь в библиотеку распахивается. В проеме маячит Мэтью. При виде этого чудака Мэй захлестывает радость. Вдруг он припас для нее очередную задачку. Вдруг снова захочет услышать ее мнение.

Вопрос у Мэтью действительно есть:

– Какого дьявола?! – приглушенно восклицает он из-под маски. – Айанна?

– С ней все хорошо, – произносит Мэй, не отрываясь от книги. – Наверное, устала.

– Айанна! – не унимается Мэтью. – Айанна!

Никакой реакции. Мэтью трясет ее за плечо. Рука Айанны соскальзывает со стола и повисает безвольно как плеть. С мягким шлепком щека соприкасается со столешницей, голова откатывается.

Мэтью поворачивается к Мэй:

– Так и будешь сидеть, как будто ничего не произошло?

Привлеченные громкими голосами, в библиотеку стекаются студенты.

– Айанна! – окликают они через маску. Мало кто отваживается подойти. – Айанна! – зовут издалека.

Где-то в соседнем корпусе парень Айанны жарит попкорн или запускает стирку – а может, думает о возлюбленной.

– Она сказала, что в порядке, – говорит Мэй, но ее не слышат. Лицо под маской вспыхивает, глаза саднит. – Минуту назад с ней все было хорошо.

Айанна лежит неподвижно, но если присмотреться, видно, как колеблется спина в ритме дыхания.

Опасный рубеж: два случая в один день.

– А эта, – Мэтью тычет пальцем в Мэй, – сидела и читала, словно ничего не произошло.

Не дожидаясь приезда «скорой», Мэй запирается в своей комнате и сворачивается клубочком на ярко-зеленых простынях, купленных специально для колледжа. В простынях воплощалась ее надежда измениться, стать чуточку другой – менее серьезной, слегка взбалмошной и не такой робкой.

Горло перехватывает от слез. За стеной бормочет телевизор – есть ли на свете более одинокий звук?