Читать книгу "Письма к Вере - Владимир Набоков"

Все поражаюсь обилию цветущих растений на склонах и какой-то возвышенной тишине (как бывало в калифорнийских горах), прерываемой, впрочем, пуччинистым радио на какой-нибудь ферме или ужасным, вековым всхлипыванием ослика.

Я очень доволен твоим подарком – вязаным пиджаком.

Ну вот, моя душенька. Утро солнечное, но совсем свежее, с перистыми добавлениями.

Теперь жду тебя. Немножко жалко в каком-то смысле, что кончается эта (пере) писка, обнимаю и обожаю.

Буду записывать белье, а затем около девяти пойду собирать.

В.

307. 15 апреля 1970 г.

Таормина

Сорок пять весен!

В.

308. 15 апреля 1971 г.

Монтрё

Душеньке моей

Сорок-шесть летней.

В.

309. 22 января 1973 г.

Монтрё – Женева, Кантональный госпиталь

7:30 РМ

Montreux

Вот тебе, моя душенька,

Двенадцать десяток.

Люблю тебя,

жду.

310. 5 января 1974 г.

Монтрё

Mme Vladimir Nabokov

Thumb hurts

Happy Birthday

my darling

1974

L’annee dAda und Ada

311. 14 июня 1974 г.

Цермат

Бельком ту Зерм, моя душка.

Программа дня и т. д.

Брекфаст у меня. Я ем только корнфл. 7:30

Lunch около 1:00 в кафе по выбору

(ветчина, местны〈й〉 сыр)

Ключик от фриджа твоего: синий

вместе с дверным

Обед ровно в семь

Швейцар толстый в сюртуке: Мсье Францен

Остальные сведения: устно

Cable car to Sch〈w〉arz〈s〉ee

Change at Furi

get out and go right

stairs and indication → Schwarz〈s〉ee

VN will be in cafeteria

(near Schwarz〈s〉ee station) 10:30–11

and then walk down to

Staffel-Zmutz-Zermat〈t〉 (at least

two hours).

312. 14 июля 1975 г.

Давос

Верочке

А помнишь грозы нашего де〈т〉ства?Страшный гром над верандой – и сразуЛазурнейшее последствиеи на всем – алмазы?

VN

14 – VII – 75

Davos

313. 7 апреля 1976 г.

Верочке

…

Звонил в пустыне телефон:Я игнорировал трезвон,И вскоре осекался он.

(В. Набоков)

7 – IV – 76

Монтрэ

314. Без даты

Коту Котовичу, Золоту Петровичу.

Кушай, моя радость,Этот виноградость!

Постскриптум: архив памяти

Брайан Бойд

Как я отметил в конце предисловия, в 1971 году Набоков показал Эндрю Филду некоторые письма к родителям и несколько избранных – к жене. После смерти мужа в 1977 году Вера Евсеевна стала подумывать о продаже его рукописей. В 1979-м, прочитав мою диссертацию, она пригласила меня разобрать их архив – одновременно провести инвентаризацию для возможной продажи и помочь ей собрать материал для публикаций и ответов на вопросы журналистов и литературоведов. В 1981 году она дала свое согласие на то, чтобы я начал работу над еще одной биографией ее мужа. После неоднократных просьб предоставить мне доступ к письмам Набокова к ней она в конце концов согласилась начитать их на магнитофон. Когда я приехал в Монтрё во время университетских каникул, в декабре 1984-го – январе 1985-го, она действительно начитала то, что сочла нужным. Ей было уже за восемьдесят, она была сильно простужена и потому хрипела и кашляла в мой кассетник. Мы сидели напротив друг друга за маленьким обеденным столом в гостиной их апартаментов в отеле «Монтрё-палас», где они жили с Набоковым с 1961 года. Письма она пронумеровала, но порой ошибалась в их последовательности, пачки брала бессистемно, так что порядок ее чтения порой озадачивал. Она заранее предупредила, что читать будет с купюрами, – собственно, некоторые письма она не стала читать вообще, – но, зная, как ревностно она оберегает все, связанное с ее личной жизнью, я удивился скорее тому, как много текста прозвучало между каждым новым указанием на опущенные слова или строки («Пропуск»). Иногда она вставляла свои пояснения. Впоследствии, когда мне все-таки удалось получить доступ к оригиналам писем, я увидел, что именно она пометила в тексте словами «не читать», или ««NO», или «читать осторожно».

В декабре 1986 года Филд – он уже знал, что я пишу биографию, – опубликовал книгу «УК: Жизнь и творчество Владимира Набокова», в основном представлявшую собой компиляцию его предыдущих работ «Набоков: его жизнь в искусстве» (1967) и «Набоков: его жизнь в частностях» (1977). В биографии 1986 года Филд обнародовал историю романа Набокова с Ириной Гуаданини, про который он услышал от Зинаиды Шаховской (в замужестве Малевской-Малевич). В 1930-е годы Шаховская была доброй приятельницей Набокова и всячески его поддерживала (в опубликованных здесь письмах он отзывается о ней очень тепло), но к концу 1950-х она рассорилась с ним и особенно с Верой Евсеевной: возможно, помимо прочего, ее не устраивало то, что теперь именно она ведет почти всю переписку мужа. В итоге вышла статья Шаховской о Набокове, которая ему по вполне понятной причине не понравилась[157]. Когда в 1959 году она подошла к нему на приеме в издательстве «Галлимар» в честь выхода французского издания «Лолиты», он обошелся с ней крайне резко. За эту резкость Шаховская винила Веру Евсеевну (которую это чрезвычайно удивляло) и решила сквитаться с ней. Это произошло не только в воспоминаниях 1979 года «В поисках Набокова» (их автор так мне и сказала, что написала их «против Веры. Но если вы так напишете, я буду это отрицать»), но, например, тогда, когда Шаховская еще и отправила копию с последнего письма Набокова к Светлане Зиверт в Библиотеку Конгресса, куда он передал на хранение многие свои ранние рукописи, а вторую копию для пущей надежности оставила в своем архиве. Кроме того, она сделала все, чтобы роман Набокова с Гуаданини получил огласку. Поэтому при подготовке первой публикации писем ВН его вдова и сын выбрали три таких письма 1937 года, из которых видно, что Набокову очень хотелось, чтобы они как можно скорее приехали к нему в Париж. На первом из этих посланий, неправильно датированном В. Е. Набоковой «Е9 20 февраля 1937» (на самом деле оно было написано 20 марта 1937 года), стоит пометка Дмитрия Владимировича: «переведено 20 дек. 1986», то есть сразу после выхода биографии Филда. Они вошли в сборник «Избранные письма 1940–1977», опубликованный в 1989 году и состоявший в основном из писем, написанных уже после переезда Набоковых в США и потому на английском (кроме того, хотя сын писателя был одним из редакторов сборника, его соредактор, Мэттью Брукколи, не знал русского). Публикация трех русскоязычных писем 1937 года, повлекшая определенный сдвиг в формате сборника, подтверждает, насколько важно было Вере Евсеевне и Дмитрию Владимировичу подчеркнуть непреходящую – даже во время романа с другой – любовь Набокова к жене.