Читать книгу "Клара и мистер Тиффани - Сьюзен Вриланд"

— Да.

— Мэрион?

— Да.

— У нас остается привилегия работать с лучшим мастером по мозаике в стране. Помни об этом!

— Вы хотите, чтобы я продолжала резать для него материал?

— Да. Работа под его руководством ставит тебя в привилегированное положение. Он многому научил тебя. Ты должна продолжать, будто ничего не случилось. Пойми: ничего не случилось.

Они обе покаянно кивнули.

— А теперь как насчет ванильного мороженого? Это мое любимое лакомство в жаркий день.

Когда мы закончили наш ленч, я отправила девушек в студию, а сама пошла в свою комнату и прилегла при закрытых шторах, надеясь прикорнуть на четверть часа. Хотя меня обдувал маленький вентилятор, я утопала в нервном поту, широко открыв глаза. Я поступила так, как должна была, но на душе не чувствовала спокойствия.

Сколько раз я выезжала на велосипеде с Бернардом? Я не могла сосчитать. Быть с ним в компании — одно дело, но мы выезжали на велосипедах и катались на коньках вдвоем. Как мне нравилось, когда он выполнял ослепительный прыжок, от которого замирало сердце, и полный поворот в воздухе с приземлением в арабеске с вытянутой ногой. Как это было захватывающе, когда он со всего разгона останавливался передо мной, хватал за талию и крутил в воздухе!

Будь все проклято! Так женат Бернард или нет? Если да, то это еще более странная супружеская жизнь, нежели у Джо, и он ничуть не лучше Джо, а я — Терезы. Мы применили к обоим моральное обвинение, которое могло быть с таким же успехом предъявлено нам. Если бы он не обнимал меня рукой или же я убрала ее, то я сочла бы наше поведение достойным, но после напряжения того вечера мне понравилось ощущение его руки, понравилась проявленная обо мне забота.

Я понимала стремление Терезы к чему-то прекрасному и интимному, но она должна была догадаться, что Джо женат. Ее насторожили бы признаки: они не проводили вместе уикэнды и праздники. Валентинов день прошел без поздравительной открытки. Не говорилось никаких нежных слов. Нервные взгляды, бросаемые на часы. Внезапные уходы. Ее страстное желание сделало ее слепой к этим красноречивым признакам.

Чем отличались мы с Бернардом? Каждая ниточка моего существа твердила мне, что он не женат, но морально, если и присутствовала какая-то тень сомнения, я должна была отказаться позволять себе роскошь ничего не замечать.

Рагу и кукурузный хлеб, сдобренные мороженым в шоколадном сиропе, лежали в моем желудке, подобно расплавленному кому стекла, и бурлили, подобно недрам земли перед извержением вулкана. Я соскочила с кровати и попыталась опорожнить желудок в свой тазик для умывания, но рагу отказывалось сдвинуться с места. Я опять улеглась с мокрым полотенцем на лбу и глазах.

У меня в ушах звучала назойливая мелодия гимна, исполняемого той женщиной, — о бальзаме галаадском, об утешении. Где находится Галаада? Это какое-то святое место. Какое-то умиротворенное место в сознании. Каким же образом я могу туда попасть?

Только задам ему один вопрос, как бы нагло это ни выглядело. Я не вернусь в воскресенье в Пойнт-Плезент, не выведав этого. Лучше быть осужденной как нахалка, чем иметь в глазах людей облик распутной Иезавели. Такого не было предусмотрено книгой моей матери по этикету. Это решение я приняла сама.

Во время уик-энда на морском побережье я постаралась в обед сесть рядом с Мэрион в коттедже семьи Палмье и пригласила ее искупаться со мной и Элис. Я попыталась заставить Мэрион рассмеяться, когда неожиданно взлетела на поднявшей меня волне. Я любила девушку и не хотела, чтобы у нас остался осадок дурного чувства.

Бернард казался спокойнее, нежели обычно, хотя и приступил к катанию на велосипеде в той же последовательности: он залил масло в мою лампу, смазал тормоза моего велосипеда, отрегулировал пляжный зонтик, чтобы затенить мне глаза, выдвигал мне стул за столом, но казался отстраненным, что больно ранило меня. Мое желание дать ему понять, что я хочу остаться наедине с ним, было парализовано.

Я осталась на террасе, где он и Уильям читали в плетеных креслах-качалках, и раздраженно обрывала листья с дикого бостонского плюща, вьющегося по доскам обшивки дома. Через несколько недель они примут глубокий блестящий оттенок красного цвета. Звук плюща, шелестящего, когда я срывала каждый лист, раздражал их.

— Мне хочется, чтобы они уже покраснели.

— Терпение, Клара.

Это было именно то, чего мне сегодня не хватало.

После ужина на пляже я была как на иголках. Время уходило. Бернард видел, что я не нахожу себе места, и уломал всех поехать на велосипедах на пляж Манаскан за мороженым в стаканчиках, а нас оставить вдвоем поддерживать огонь в костре.

Немного успокоенная, я подобрала небольшую раковину наутилуса, похожую на раковину улитки, выходящую спиралью из крошечного отверстия. С наружной стороны она выгорела до белого цвета, внутри переливалась перламутром. Я сдула с нее песок и примерила на каждый палец. Лучше всего находка угнездилась на безымянном.

— Жизнь раковины, должно быть, ужасная борьба, — заметила я, изучая ее, водруженную на мой палец, со всех сторон.

— Каким же образом?

— Подталкивать эту твердую защитную поверхность наружу, чтобы расти.

— У моллюска нет выбора. — Он снял раковину с моего пальца и положил ее в карман.

— Почему вы это сделали?

— Чтобы я мог когда-нибудь вернуть ее вам для напоминания об этом вечере.

— Разве это особый вечер?

— Я чувствую, что да.

— Но мы едва перекинулись двумя-тремя словами за весь день.

— Я — терпеливый человек. — Он подобрал край моей юбки своей рукой. — Я видел, что вам с Мэрион пришлось починить вещь, так что старался не высовываться, чтобы не мешать вам. Ваши девушки для вас на первом плане. Вы ставите их даже впереди себя.

— Большую часть времени.

— Вы ведь думали о Джо и Терезе, не так ли?

— Как вы догадались?

— После десятилетия проживания в одном пансионе с вами…

— С перерывами, — выпалила я.

— …я кое в чем разбираюсь.

Я набрала песок в сложенные ковшиком ладони и пустила его струйкой между пальцами.

— В чем, например?

— Мне известно, что вы любите и море, и поэзию, и цветы, и стекло, и свою работу.

— Все верно.

— И вы любите девушек своего отдела, а возможно, даже мистера Тиффани. — Бернард помешал угли в костре, и новые языки пламени вырвались из них. — И вы ненавидите ханжество.

Под его проницательным взглядом голова моя дернулась.

Задумчивое, даже несколько удивленное выражение на мгновение появилось на его лице, когда он произнес:

— И я знаю, что вы вздрогнули, когда я обнял вас, но все равно прильнули ко мне.