Читать книгу "Тайна Черной горы - Георгий Свиридов"

Евгений Александрович снова подошел к своему столу и, поправив очки, не спеша, по буквам, в который раз за сегодняшний вечер, вчитывался в каждое слово, напечатанное на фирменной лощеной бумаге. Они, эти слова, плотно спрессованные, словно жесткие боксерские перчатки, били безжалостно, нанося удар за ударом в незащищенные и потому самые уязвимые болезненные места. От таких ударов все плывет перед глазами, странно мутится в голове, ты как бы становишься удивительно легковесным, даже невесомым, и плаваешь в каком-то обволакивающем тумане. Казаковский уже испытывал однажды такое состояние, когда выступал в Москве, на боксерском ринге, защищая честь своего студенческого спортивного общества «Наука».

Разве думал тогда он, перспективный боксер, имевший первый спортивный разряд, что выходит на ринг не просто против свежеиспеченного мастера спорта, а против мастера экстра-класса, который стремительно набирал силу и славу, против будущей знаменитости, чья яркая звезда только восходила на боксерском небосклоне?

Конечно, не думал. Просто слышал, что Борис Лагутин парень крепкий, работает в темпе и жестко. И ощутил на себе его «темп и жесткость» с начальных секунд первого же раунда. Но не растерялся, не дрогнул. Стиснув зубы, собрав в единый комок волю и силу, выстоял и выдержал. Только как он выстоял и выдержал те три бесконечно долгих раунда, Казаковский и до сих пор сам не может понять. В конце второго раунда был критический момент, когда пропустил молниеносные удары. Закачался. Но не упал. Устоял на ногах. Судья остановил поединок и открыл счет. Казаковский в те секунды и «плыл в тумане». Но как-то быстро пришел в себя и, усилием воли заставив себя поднять руки в боевое положение, шагнул навстречу сопернику. Но тут прозвучал спасительный гонг. А в последнем раунде – и откуда только взялись силы! – не уступал и не отступал, как шутил потом в боксерском кругу: «отмахивался на равных».

Бой проиграл, но проиграл по очкам в равном поединке. То был почетный проигрыш. И в тот же вечер, едва вышел из раздевалки, он получил приглашение от весьма известного тренера перейти в его солидный боксерский клуб, где ему, Казаковскому, будут созданы все надлежащие условия для жизни, учебы и, конечно, для роста спортивного таланта. Тот так тогда и сказал: «для роста спортивного таланта». А через день с ним «случайно» возле университета встретился другой не менее именитый наставник мастеров кожаных перчаток и тоже предложил весьма выгодные и заманчивые для иногороднего студента «условия перехода».

Конечно, ему было лестно слушать такие предложения. Но он находил в себе силы и мужество, а вернее, мужество здравого смысла, чтобы отказаться от соблазнительных предложений. Потому что своим молодым умом смотрел в корень, понимал сущность: большой спорт – дело временное, а геология – на всю жизнь. И чтобы держаться на «уровне», Казаковский вместе с другими студентами отправлялся на ночь в порт Химки, где грузил и разгружал баржи до утра, зарабатывая так нужные для жизни пятерки и десятки…

Пару месяцев назад, в конце лета, Евгений Александрович внимательно слушал спортивные радиопередачи, вчитывался в газетные строчки репортажей из Рима, где проходили Олимпийские игры, особенно ревностно следя за ходом боксерского турнира. И ему было приятно читать, что его тогдашний московский соперник Борис Лагутин успешно представлял нашу страну, прошел с честью сложные испытания, пробиваясь к финалу. Где-то в глубине души Казаковский чувствовал и думал, и не без основания, что и он мог бы находиться в составе сборной, поехать этим летом в солнечную Италию, в древний город Рим, и участвовать в олимпийском боксерском турнире. В жизни у него имелась такая возможность.

И сейчас, вчитываясь в сухие колючие слова документа, Казаковский с легкой грустью невольно вспомнил о недавних Олимпийских играх. Выбери он тогда, в свои студенческие годы, спортивную линию жизни, а не геологическую, может быть, все у него сложилось бы иначе. И не пришлось бы ему находиться за тридевять земель от культурного центра, в глухой дальневосточной тайге, и не видели бы его глаза этого бездушно-холодного канцелярского документа, нокаутирующего приказа…

Приказ по Дальневосточному геологическому управлению, собственноручно подписанный его начальником, был лаконичен и сух. Он начинался заголовком: «О наложении взыскания на начальника Мяочанской экспедиции Е.А. Казаковского». В приказе коротко констатировалось, что «представленный проект Мяочанской экспедиции не соответствует реальным условиям», что он выполнен не на должном уровне и «содержит ряд ничем не обоснованных расчетов» и, на основании вышеизложенного, «с 15 октября с. г. в порядке наказания снизить месячный оклад зарплаты на 50 (пятьдесят) процентов сроком на три месяца Е.А. Казаковскому (основному автору проекта) за проект работ Мяочанской экспедиции». И все. И точка. Никаких комментариев.

Внешне, при беглом взгляде на присланный документ, он, казалось, был обычным, по своей структуре ничем не выделялся от подобных. Приказ как приказ. Начальник управления вправе и поощрять и наказывать своих подчиненных. Но за внешней обычностью и канцелярской лаконичностью лежала целая полоса борьбы, когда схлестывались две прямо противоположные жизненные позиции. Этот вроде бы «сухой» приказ своей безапелляционностью и начальственной тяжестью ставил жирный крест на все мечты и планы, прекращая всяческие споры и пресекая возможные возражения.

Казаковский понимал, что приказ появился не случайно. Он последовал после ряда жарких дебатов, после неоднократных «дружеских советов» и прямых указаний переделать свой проект, убрать из него все то, что, по мнению «патриархов» геологического управления, в нем было «нереальным» и «мелкой фантастикой». Но он упорно, даже упрямо, стоял на своем, отстаивая проект, словно не видел и не понимал, что такое «высокое начальство», конфликтовать с которым весьма опасно. Невольно ему вспомнилась поговорка, что прав всегда тот, у которого больше прав. Но Казаковский, человек крайне дисциплинированный, сознательно пошел на конфликт, на его обострение. Пойти на острый конфликт, да еще с вышестоящим начальством, заставляли причины чрезвычайной государственной важности. Причины были более глубокие, чем защита конкретного, хотя и крупного проекта работ. И их не видеть уже было невозможно. Невозможно было и замалчивать. Главная причина конфликта – это два диаметрально противоположных метода, два подхода к решению главной задачи: геологическому масштабному освоению крупного Мяочанского рудного района.

С одной стороны – точка зрения «патриархов» управления: подойти к освоению района по старинке, десятилетиями укоренившейся практике, привычной и отработанной, весьма экономной по расходам «методе» – разбивать временные поселки, с палатками и времянками, да и вести кавалерийские наскоки мелкими отрядами и отдельными поисковыми партиями на выборочные, перспективные участки…

А с другой стороны – мяочанцы предложили новый, современный, инженерный подход к решению проблемы разведки, с расчетом разворота работ на ближайшее десятилетие, потому что уже было ясно, что Мяочан таит в себе не одно месторождение, что он обещает стать крупным рудным узлом. И этот второй подход, который, как записано в приказе, «не соответствует реальным условиям», предусматривал много «непривычного и нетипичного»; развитие сети дорог и коммуникаций, базовых поселков со школой, магазинами, клубом, ремонтно-технической базой, самостоятельного энергоснабжения и много другого, крайне необходимого для всего комплекса, для всего того, что превратило бы привычную геологоразведочную работу с кустарным маршрутным промыслом в эффективное индустриальное современное производство. Традициям геологического молотка и рюкзака были противопоставлены зарождающиеся тенденции развития геологической отрасли в мощное, оснащенное современной техникой промышленное производство.