Читать книгу "Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова"

Долго и красиво говорил Арсентий, но князь был твёрд.

- Не поповна Анна Исаакиевна и не брал её я от мужа, - холодно отмолвил Роман. - И не девка она - боярышня старого рода. Из боярышень тоже княгини выходили…

- А через тех княгинь потом князьям погибель приходила! Вспомни Улиту Кучковну!

- Ты меня не шибко пужай, отче, - отмахнулся Роман. - Я своих бояр в кулаке держу, супротив меня ни один не встанет. А ты, понеже, чем меня хулить, лучше подсоби - надумала моя жена схиму принять, желает от мира уйти. И посему хощу я развестись с нею и жениться сызнова.

- Никогда! - отшатнулся Арсентий, замахнулся посохом на князя. - Никогда не будет в сём моей помочи! Что хошь, делай, а не потатчик я тебе в твоих тёмных делах! И не будет тебе моего благословения! И вечное проклятье тебе и роду твоему!

Он уже поднял руку, чтобы проклясть Романа, но взглянул в побелевшие страшные глаза князя - и что-то надломилось в старом епископе. Не то слабое сердце не выдержало, не то обуял страх, но дрогнула рука, и Арсентий пошатнулся, тяжело оперся на посох, чтобы не упасть. Палата качнулась перед глазами.

- Эй, люди! - крикнул Роман.

Бледного, едва не обеспамятовавшего епископа на руках вынесли из терема - слабым голосом он шептал, что даже умирающим не останется под этими стенами. Говорил он и ещё что-то, и ловившие обрывки этих речей отроки потом с опаской косились на князя. Но Роману было хоть бы что. Проводив епископа, он пал на коня и поскакал к Анне.

2

Шелестела листвой росшая на княжьем дворе берёза, весело свистела в её ветвях серая птаха славка. Солнце дарило земле тепло. Начиналось благодатное лето шесть тысяч семьсот седьмого года, 1199 по новому летоисчислению. На опушках рощ девушки водили хороводы, завивали на Троицу венки, кумились, пели песни. Но не радостно было в белокаменном княжьем терему. Светлыми весёлыми днями начала лета умирал галицкий князь Владимир Ярославич.

Ещё осенью сделалось ему худо. Болело нутро, ныло в печёнках. Лишь вино ненадолго приносило облегчение. Лечцы со всех концов земли приходили толпами на его двор. Теснились в просторных сенях, ели княжеский хлеб, пользовали князя и в один голос утверждали, что причиной его недуга является больная печень. Слишком много пил в прошлые годы князь - вот оно и сказалось.

Владимир сперва отмахивался от предостережений. Как же князю - да не пить? А пиры с боярами и дружиной? А праздники? А чаша вина после охоты или в гостях? Да и тревоги не давали покоя. Умерла его законная Болеслава Святославовна, на чужбине, в Эстергоме, отдали Богу души малолетние сыновья Василько и Иван. Правда, родила ему Алёна двух мальчишек, но помнил он ещё боярский бунт против попадьи Настасьи и её сынка. Знал, что Олег отравлен боярами, и понимал, что такая же участь ждёт его сыновей. А ведь старшенькому только десять годков! Не пощадят бояре ни их, ни Алёну. Чтобы забыться, чтобы не думать об этом, заливал Владимир страх вином.

И вот теперь наступила расплата. Мучили Владимира сильные боли, распухли пальцы, сердце то билось в груди, то замирало без причины, расстроился желудок, иногда он ходил кровью, и когда-то крепкое тело его словно усыхало и слабело не по дням, а по часам. Он уже еле ходил и больше лежал в своём покое, допуская к себе только жену, сыновей и постельничего. Лечцов велел гнать в три шеи - несмотря на их усилия, несмотря на травы, которые они предписывали ему пить, облегчение не наступало.

Алёна за последние месяцы совсем подурнела. В косах её серебрилась седина, она одевалась, как монашка, и часто ходила в церковь Святого Ивана, молясь о здравии мужа и о милосердии Божьем. «Это нам за грехи Господь кару шлёт», - повторяла она и уже подумывала о том, чтобы после смерти Владимира уйти в монастырь. Удерживали дети.

В последние дни Владимиру стало совсем худо. Иногда он забывался, теряя сознание. Лицо его опухло и пожелтело. Сильные боли отпустили, он больше не стонал и не плакал от боли в правом боку, но облегчения это не приносило. Князь галицкий знал, что умирает. Умирает совсем молодым, сорока девяти лет от роду.

Алёна не отходила от мужа. Сама, не доверяя холопам, меняла окровавленное белье, поила настоями, кормила с ложечки, терпеливо сносила длившееся по целым дням молчание. Князь замкнулся в себе. Умирать ему было страшно, и он мечтал о последнем глотке вина, чтобы хоть ненадолго притупился страх. Но Алёна послушалась лечцов и строго-настрого запретила подавать мужу вино и мёд.

Умаявшись за ночь, она дремала, уронив голову на руки, когда в ложницу протиснулся Павло, Князев холоп. Владимир не спал. Мутные от усталости глаза его проследили за холопом, и он пошевелился, поманив его ближе.

- Чего изволишь, князь-батюшка? - поклонился тот.

- Вина, - слабым голосом попросил Владимир Ярославич.

- Да как же это? - Павло испуганно оглянулся на спящую Алёну. - Госпожа ведь…

- Она не узнает. А мне худо. И страшно, - Владимир прикрыл глаза, судорога боли прорезала его жёлтое лицо. - Хоть бы глоток… напоследок…

Павло попятился к двери. Он уже был и не рад своему любопытству, но перечить князю не смел. Поплёлся в медушу, нацедил в чашу вина, осторожно пронёс в ложницу…

К вечеру князю стало совсем худо. Боль грызла его так, что иногда он не выдерживал и кричал, до крови кусая губы. Алёна сбилась с ног, не ведая, чем облегчить страдания мужа. Послали за домовым попом, тот терпеливо ожидал за дверью.

Наконец Владимир затих, тяжело дыша и глядя в потолок. Алёна сжалась в комок, со страхом и болью глядя на него.

- Але… Алёна, - шевельнулись распухшие чёрные губы.

- Владимирко, - она прижалась грудью, осторожно сжимая в потной ладони распухшие пальцы, - тута я…Чего тебе? Водички подать? Аль лечца кликнуть?

- Детей, - выдохнул Владимир, по-прежнему глядя вверх. - Детей береги…

- Ой! - низко, с надрывом застонала Алёна. - Ой! Да что же это… Ой, Господи!

- И, - еле слышно прозвучал голос князя, - попа… Схватившись за голову, Алёна выбежала вон. Почти сразу её место занял домашний Князев поп Лазарь. Одного взгляда на откинувшегося на подушках князя ему было достаточно. Он раскрыл тропарь и медленно, нараспев, заговорил:

- Отче Наш, иже еси на Небеси, да святится Имя Твоё, да приидет Царствие Твоё…

Владимир беззвучно шевелил вслед за ним губами.

Протиснулась бочком заплаканная Алёна; толкая перед собой сонных сыновей, встала рядышком. Мальчики спросонья мало что понимали. Только старший, Ярославко, шмыгал носом, готовый зареветь от страха.

Читал отходную поп, всхлипывала Алёна, князь пустыми глазами смотрел в никуда…

* * *

Ещё не отнесли домовину с князем в храм, ещё не отпели его и не схоронили подле отца, деда и прадеда, а в тереме Никиши Тудорыча собрались бояре.