Читать книгу "Колесо страха (сборник) - Абрахам Грэйс Меррит"

– Грех Царпанит; история о ее прегрешении против Иштар, великой богини Иштар, матери богов и людей, владычицы небес и земли, любившей ее! Высшей жрицей Иштар в ее великом доме в Уруке была Царпанит. Кадишту, наисвятейшей, звалась она. И я, Шарейн, происходящая из Вавилона, была ее приближенной, любимой ею так же, как она была любима Иштар. Через Царпанит богиня советовала и предостерегала, награждала и карала царей и людей. В тело Царпанит богиня входила как в алтарь, видя ее глазами, молвя ее устами. Храм, в котором мы жили, звался Домом Семи Святилищ. В нем были святилища Сина[46], Бога Богов, что живет на Луне; Шамаша[47], его сына, чей дом – Солнце; Набу, Владыки Мудрости; Нергала, Черного Безрогого, Владыки Мертвых; и Бел-Меродаха[48], Могучего Повелителя. Но прежде всего это был дом Иштар, жившей там. Из города на севере, из храма, в котором царил Нергал, как Иштар царила в Уруке, пришел жрец, чтобы воссесть в обители Нергала в Доме Семи Святилищ. Его имя было Алузар, и как Царпанит была близка к Иштар, так он был близок к Владыке Мертвых. Нергал являлся через Алузара, говорил через него и пребывал в нем, как Иштар пребывала в своей жрице Царпанит. Алузара сопровождала свита, с которой явилось и это отродье Нергаловой мрази – Кланет. И Кланет был близок к Алузару, как я к Царпанит.

Она подняла голову, поглядев на Кентона из-под полуопущенных век.

– Теперь я узнала тебя! – вскричала она. – Не так давно ты лежал на палубе и взирал на мою схватку с Кланетом! Теперь я узнала тебя, хотя тогда у тебя не было ни плаща, ни меча и ты исчез, едва только я взглянула на тебя!

Кентон улыбнулся в ответ.

– Ты был напуган, когда лежал там, – сказала она. – Смотрел на меня полными страха глазами – а потом сбежал!

Она стала подниматься; он чувствовал, как ее снова охватывает подозрение, и презрение в ее голосе вызвало в нем вспышку обжигающей ярости. Он схватил девушку и усадил рядом.

– Я был тем человеком, – сказал Кентон. – Но не моя вина в том, что тогда я ушел, и разве я не вернулся сразу же, едва смог? Но твои глаза солгали тебе. Не смей думать, что мой взгляд скрывает страх! Посмотри! – приказал он.

Она смотрела долго. Вздохнув, отстранилась, затем снова вздохнула и устало наклонилась к нему. Он заключил ее в объятия.

– Хватит! – Жрица оттолкнула Кентона. – Я не возьмусь толковать твой взгляд. Но я беру свои слова назад – ты не был напуган. Ты не бежал! И когда ты заговоришь, я, без сомнения, пойму. Отпусти меня! Иштар и Нергал, – продолжила она свою прерванную историю, – всегда были вовлечены в бесконечную вражду и ненависть. Ибо Иштар есть Дающая Жизнь, а Нергал есть Забирающий Жизнь, она есть добро, он же есть зло. И как могут сойтись небеса и преисподняя, или жизнь и смерть, или добро и зло? Но она, Царпанит, Кадишту, наисвятейшая Иштар, ее любимица, соединила эти вещи. Ибо, когда она должна была отворачиваться, она взирала со страстью, и, когда должна была ненавидеть, она любила! Да, жрица Владычицы Жизни любила Алузара, жреца Владыки Смерти! Ее любовь была пламенем, в котором она могла видеть его, и только его. Будь Царпанит Иштар, она пошла бы за ним в Обитель Потерянных, как сама богиня спускалась туда за своим любимым Таммузом[49], – чтобы освободить его или чтобы остаться с ним. Да, даже остаться с ним в холоде и мраке там, где обитают мертвые, взывая слабыми птичьими голосами. В холоде царства Нергала, в пустошах Нергалова дома, во мраке его города, где самые темные цвета земного царства кажутся ослепительным светом, Царпанит была бы счастлива – рядом с Алузаром. Так велика была ее любовь! Я помогла ей, – прошептала жрица. – Из любви к ней. Но Кланет всегда стоял за спиной Алузара, мечтая предать его и занять его место. И все же Алузар верил ему. И вот настала ночь… – Она запнулась, а на лице ее отразились ужасные воспоминания. – И вот настала ночь, когда Алузар возлег с Царпанит… в ее покоях. Он заключил ее в объятия… Она обвила руками его шею… Их губы соприкоснулись… И в ту ночь с небес спустилась Иштар и вошла в ее тело! И в то же мгновение из своего темного города пришел Нергал, войдя в Алузара… И в объятиях друг друга, охваченные пламенем смертной любви, пребывали Иштар и Нергал… небеса и преисподняя… сущность жизни и сущность смерти!

Она вздрагивала и всхлипывала, и прошли долгие минуты, прежде чем она заговорила снова.

– В тот же миг те, что держали друг друга в объятиях, оказались отторгнуты друг от друга. Мы были подхвачены ураганом, ослеплены молниями, покараны и отброшены к стенам. И когда мы пришли в себя, всем жрецам и жрицам Семи Святилищ был ведом наш грех! Да, даже несмотря на то, что Иштар и Нергал не успели слиться воедино, той ночью грех Царпанит и Алузара стал известен. Ибо Кланет, который стоял на страже, предал их и натравил на них эту свору. Будь Кланет проклят! – Шарейн воздела руки вверх. Ее ненависть была подобна пламенеющему молоту. – Ползти ему, ослепленному, но не умирающему, по холоду и тьме Нергалова царства! Но богиня Иштар! Гневная Иштар! Отдай его сперва мне, и я отправлю его туда!

Глава 5

Как судят боги

– Какое-то время, – продолжала она, – мы лежали во тьме, Царпанит и я, вместе, и не знали, что случилось с Алузаром. Велик оказался грех, к коему я была причастна. Не сразу нашлось для нас подходящее наказание. Я утешала ее, как могла, я любила ее и не заботилась о себе, ибо ее сердце было разбито, пока она томилась в неведении о судьбе того, кого она любила. Наступила следующая ночь, и жрецы пришли за нами. Они вывели нас из кельи и в тишине проводили нас ко входу в Ду-аззага, Сверкающую Комнату, где советовались боги. Там ждали нас другие жрецы и Алузар. Они открыли дверь, трепеща, и втолкнули нас троих внутрь. По правде говоря, мой дух дрогнул, я испугалась и чувствовала, как трепещет душа Царпанит. Ибо Ду-аззага была наполнена светом, а на местах богов располагались не их изображения, но сами боги! Скрытые искрящими облаками, боги смотрели на нас. На месте Нергала царила пламенеющая тьма. Из сияющего лазурного тумана перед алтарем Набу послышался голос Владыки Мудрости. «Столь велик твой грех, женщина, – сказал он, – и твой, жрец, что потревожил он самих богов! Что хотите вы сказать перед тем, как мы вынесем приговор?»

Голос Набу был холоден и бесстрастен, как свет далеких звезд, но в нем слышалось понимание. И вдруг в своей любви к Царпанит обрела я силу, и чувствовала я рядом с собой ее непокорную душу – ее любовь, будто щит, защищала ее. Она не ответила, лишь протянула руки к Алузару. Защищенный своей любовью, он тоже не выказывал страха, обнимая ее. Их губы встретились, и боги, что выносили приговор, оказались забыты. Затем Набу заговорил вновь: «В этих двоих горит пламя, загасить которое не под силу никому, кроме Иштар, а может, и ей самой!»