Читать книгу "Ваша жизнь больше не прекрасна - Николай Крыщук"

— Вот именно.

— Ты-то их явки можешь предположить?

— А-а-а!.. — замотал я головой. — Так вот зачем я понадобился. Добровольный шпион. Ниточка к Антипову.

— Тебе решать. Пиндоровскому положи в пасть свою дискету. Но для удовлетворительного пищеварения одной дискеты ему будет мало. Копия антиповского диска у него есть. Нет программы. Ему нужна программа. Одноразовый фокус никого не устроит.

— Ты как будто диктуешь мне план действий?

— Почему бы тебе с ним не познакомиться. Решать все равно будешь сам.

— Что еще?

— Все должно идти, как задумал Пиндоровский. Сейчас это важно. Знаешь, когда здание внутри сгнило, фасад должен выглядеть особенно безупречно.

— Красиво излагаешь.

— Закон постмодернистских джунглей. Президенты уже затеяли какую-то рокировку, но видишь: один при этом ныряет за амфорами, другой вводит закон, по которому водителю за стакан кефира прокалывают талон. Вечером оба будут на пятом бракосочетании маэстро. Всё по плану. Сегодня вечером на твой концерт обещал прибыть, между прочим, временно опальный сенатор.

— Что, кстати, случилось-то?

— Не бери в голову. Он решил с президентами по-дружески на кулачках повозиться. Любил угождать самолюбию старших братьев. Но затянул с демонстрацией искреннего азарта, поддался неловко, с запозданием, и угодил глазом в кулак. Пройдет. Пока же всю эту игру нельзя нарушать. Ходим, улыбаемся, разговариваем, выражаем молчаливую готовность.

— Хитро, — сказал я.

— Не хитро, а еще как хитро.

— А не кажется тебе, что сенатор показал нам как раз, принеся себя в жертву, чем эти игры заканчиваются?

— Пиндоровский засыпает от стресса. Но укусить может в любую минуту. Надо помочь ему досмотреть сон. Фисгармонию после концерта должны вернуть в церкву. Грузовой лифт спускается прямо в радийный гараж. Пока будут стекаться на фуршет, ты уйдешь вместе с инструментом. На этот фортель Пиндоровский дал свое благословение. Деятельность «ублютков» временно приостановлена. В общем, ты обманываешь его, он в курсе и выпускает тебя. Все как у людей.

Уже второй раз мне говорили о концерте как о всем известном факте. Это пугало меня если и не больше остального, то как-то особенно. Типа, сбылась мечта идиота. Оставалась еще надежда, что Корольков раскрутил заведомую «липу»: инструмента нет, сбежит с деньгами или что-нибудь в этом роде. Но не с Шитиковым же мне сейчас было это выяснять. План его был бредовым сам по себе.

— Вася, ты сам-то понял, что сказал? Ведь Пиндоровский пустит за мной шпионов, чтобы я через детей вывел их на Антипова. Так?

— Так.

— Получается, что обманщик он, а я, в лучшем случае, дурак.

— Шпионов можно замотать. К Антипову не ходить…

— Детей не искать, — продолжил я, — и пусть летает над головой «пи..ец всему», а я сяду и буду играть на балалайке.

— Чего же ты хочешь, не пойму?

— Этот роман написал не ты, а бессмертный Кочетов, — сказал я раздраженно.

— Ну а на что твоя лояльность, в которую я предлагаю сыграть? Пообещай, что ты уговоришь Антипова не ходить на митинг и отдать программу. Он ведь не знает, что ты в курсе его планов уничтожить вас обоих при таком раскладе.

— Но я-то в курсе. Получается, ты хочешь, чтобы я сам себе и веревку принес.

— Дальше по обстоятельствам. Скажи, что и сам ты в принципе готов, так сказать, сотрудничать. Независимо от результата эксперимента. По крайней мере, ты можешь спасти детей.

— Явилась кета с того света. Свежепосоленная. Принесла детям свой жирный бочок.

— Кажется, мы ругаемся.

Шитиков был прав: ссориться глупо. К тому же, в словесных битвах проблемы не решаются. Личные тем более. Темпераментные граждане, которые лезли в «ящик», чтобы выяснить статус минета наряду с патриотическим смыслом пакта Молотова-Риббентропа, всегда казались мне неудачным вымыслом пьяных продюсеров. Представить, что по утрам эти оголтелые интимники и патриоты жарят яичницу, чувствуют приступы одиночества, гладят по голове сына или испытывают неловкость, когда их обманывает продавец, было не по силам. При столкновении с этими неразрешимыми загадками бытия я впадал в тупую задумчивость и деревенел, как мимоза, выброшенная в холодную урну. То есть примкнул бы к компании, скорее, отчаявшегося Антипова, чем самодовольного Воронова.

Разговор с двойником и собратом, конечно, совсем другое. Но и в этом случае диалог бесполезен, даже фальшив. Мне в очередной раз нужна была пауза.

— Так что за теория у профессора? — спросил я.

— Ну, в общих чертах, там речь о сверхвозможностях мозга, точнее об открытии явления, которое назвали «Прямым видением». Человек, допустим, «видит», что сейчас из-за угла появится красно-синий автобус и наедет на лоток с мороженым. Слепые «видят» цвет, фактуру материала и даже способны читать. Этим нас забавляли, если ты помнишь, документалисты еще в пору нашей юности. Теперь наука вроде бы дошла и нашла. Тех, кто способен выбрать максимально правильное решение в условиях дефицита информации, называют гениями. Но такие сверхвозможности бывают исходные (талант, гений), а могут при определенных условиях, как они говорят, оптимального эмоционального режима проявляться в форме озарения, с изменением скорости времени, в экстремальных ситуациях, к примеру. Теперь на повестке дня возможность целенаправленного формирования человека сознательного.

— Чушь! Нет? Очередной гомункулус. То есть они хотят штамповать гениев. Но гений, по-моему, не столько быстро соображает, сколько создает новые формы. Не могут же они с помощью пилюль и организованных стрессов (а чего их организовывать-то?) превратить человека уныло потребляющего в человека творящего. Да и откуда в их собственных мозгах представление о том, как эти новые формы создаются, если сами они не гении?

— Костя, это не моя теория, — мягко остановил меня Шитиков. — Взять еще или уйти?

— Взять еще и остаться, — сказал я.

Вряд ли мальчишки открыли Лере место, в котором скрываются. Они и в меньшие тайны нас не посвящали. Возможно, они тоже думали о побеге, как я, когда мечтал наняться матросом.

Интересно, самостоятельно они выбрали Антипова в авторитеты или просто доверились своим лидерам? Что их при этом соблазнило? Может быть, желание заявить публично, что ими правят мертвецы? Такая мысль живет в каждом подростке, успех гарантирован. А Антипов — искуситель. Сам, если хочешь, можешь гибнуть за правду откровенно, но какое у тебя право звать за собой детей?

Корчак пошел с детьми в газовую камеру. Великий поступок. А тут… Но что если мир и представляется Антипову газовой камерой, в которую народ ведут биологические перерожденцы? Тогда, выходит, он не на гибель ведет, а спасает?

Психология героя мне никогда не давалась. Что я скажу детям, даже если найду их? У меня не хватало то ли корчаковского ума, то ли сердца, чтобы согласиться с заповедью «право ребенка на смерть». Интересно, есть ли у Антипова дети?