Читать книгу "Американская история - Анатолий Тосс"

Мне так захотелось, чтобы он замолчал и вообще исчез, потерялся, прямо сейчас, немедленно, и я перебила его:

— Но свою спортивную теорию он в результате доказал?

— Ну конечно, — охотно согласился Рон. — А кто спорит-то, безусловно, теория верная.

— Это все про Марка? — Я больше не могла ни видеть его, ни слышать.

—Да, вроде все. — Он пожал плечами, пытаясь вспомнить что-нибудь еще.

— Спасибо, Рон, — я дала понять, что хочу, чтобы он ушел, и он понял.

Он встал и попрощался, и забыл о своих бутербродах, или ему было сейчас неудобно про них вспоминать. Он ушел, а я осталась сидеть, раздавленная, прижатая всей своей тяжестью к стулу, и мне было не оторваться.

Господи, подумала я, мне, наверное, никогда в жизни не было так плохо.

Вся моя жизнь, все эти долгие годы, которые иногда казались счастливыми, иногда удачливыми, вдруг разом стали напрасными и бессмысленными, и ничего не значащими.

И любовь, и то, что за ней стояло и стоит, и работа, и мой успех, и все, что он обещал принести в будущем, все это разлетелось, оказалось пустотой, выдумкой, фикцией. А кроме любви и работы, в моей жизни за все годы ничего больше и не было, потому что я всем пожертвовала ради них. И сейчас, когда эти два столпа так неожиданно рухнули, рухнула вместе с ними и вся остальная моя никчемная жизнь.

Я мысленно усмехнулась. Такие слова про рухнувшую жизнь, сказала я себе, описаны во всех книгах по клинический психологии, особенно подробно в разделе: «Суицидные патологии». Так что ты знаешь, что теперь тебе полагается делать. Но я действительно не знала, что мне делать, и я не знала, что делаю сейчас, но все же оторвалась от стула и ватными ногами дошла до телефона. Хоть бы он был дома! — молила я. И мне повезло.

— Слава Богу, ты дома, — сказала я, когда он взял трубку. Он молчал секунду, но потом ответил:

— Да, я дома. Утром я был у деда, ему получше сегодня. Он сказал, что...

Я перебила его.

— Джефри, — попросила я, — ты можешь заехать забрать меня?

— Что-нибудь случилось? — Его голос сразу насторожился.

— Нет, ничего. Так ты приедешь?

— Конечно. Ты где?

— Я в университете, в кафетерии, — сказала я и почувствовала, что мне надо бы присесть, отдохнуть хотя бы минуту.

— Я сейчас приеду, — сказал он торопясь, потому что ему надо было успеть приехать как можно раньше, чтобы не опоздать. Я повесила трубку и снова вернулась к столику.

Надо же, дожила, старуха, подумала я про себя, дожила почти до тридцати, чтобы выяснить, что с тобой все это время игрались, что ты была игрушкой. И кто игрался? Человек, которого ты когда-то боготворила, сделала идолом, а он просто использовал тебя в своих шизофренических опытах.

Мне показалось этого мало, и я добавила, чтобы стало еще хуже, еще больнее: ты была под опытом, ты это знаешь? Тебе загипнотизировали, и ты исполняла приказания, а они, кто проводил опыты, записывали, как ты себя ведешь, как все исполняешь. А чтобы ты была податливее и послушнее, они ввели в тебя лекарство, наркотик, в самый позвоночник, но так, чтобы ты не заметила, да, именно разрушающий наркотик любви. Я даже усмехнулась собственной банальности. И ты любила, но во имя эксперимента. Чего же мне так хреново? Я уже говорила не про себя, а бормотала вслух. Я никогда не чувствовала себя так низко. Бог ты мой, как же мне хреново!

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Я увидела Джефри, вошедшего в кафетерий и близоруко крутящего своей высокой головой на длинной шее. Я встала, и он заметил меня.

— Все в порядке? — спросил он. — Мне показалось, что что-то случилось.

Я кивнула, но, наверное, так отрешенно, что он понял, что ко мне лучше сейчас не приставать, лучше оставить в покое.

Мы вышли и молча сели в машину. Я понимала, что надо сказать, куда ехать, но я не знала, куда, я даже не знала, почему позвонила ему. Кажется, он заметил мою растерянность и чуть наклонился вперед, чтоб заглянуть мне в лицо, он был сдержан, и чуток, и естествен.

— Хочешь, поедем ко мне? — спросил он. — Тебе надо прийти в себя немного.

Я кивнула. Мне было все равно, куда ехать, наверное, лучше всего действительно к Джефри.

В дороге он не сказал ни слова, и я была благодарна ему за это. Начинавшийся час «пик» сбивал потоки машин в пробки, и мы подолгу стояли на каждом светофоре. Впрочем, медленное движение шло мне на пользу, первый шок сходил, заморозка отпускала, и я возвращалась в себя, пробивая только что казавшееся непробиваемым отчаяние.

Первые, еще по-прежнему запуганные мысли неловко, ощупью находили пространство в еще частично запеленутом сознании.

Я думала, что с Марком, конечно, все кончено, я не смогу его простить, во всяком случае, сейчас, может быть, никогда, и от мысли, что я должна, вынуждена уйти от него, у меня опять все сжалось внутри и захотелось плакать. Но я все же взяла себя в руки, прошел час после первого потрясения, и я не заплакала и разжала спазм.

Бог с ним, подумала я, пусть он экспериментировал, пусть использовал меня, но Бог с ним, я справлюсь, я смогу.

Единственный нерешенный вопрос, на который по-прежнему у меня не было ответа, лишь догадки, множество запутанных догадок, оставался все тем же: нашел ли Марк решение до того, как нашла его я, или нет? Вел ли он меня к уже известному для него результату, или шел вместе со мной, следуя за моим чутьем и интуицией, или талантом, не все ли равно, как назвать?

Если верить Рону, то Марк, конечно, знал ответ до меня. Но Рон не понимает, о чем идет речь, — он вообще не разбирается в психологии, и, очевидно, Марк ему ничего не сказал о нашем открытии, иначе бы Рон вел себя со мной по-другому. Впрочем, Марк рассказывал ему о какой-то свой идее. Ну и что? Идеи могут быть разными. А у Марка их пруд пруди. Так что вероятность, что идея, услышанная Роном, совпадает с моим решением, — крайне невелика.

В любом случае бедолага Рон не показатель. К тому же он так убежден в исключительности Марка, что даже не может поставить под сомнение его беспрекословное первенство. Что же делать, у кого узнать? Не у кого, остается только Марк.

Пока я разбиралась со своими мыслями, мы приехали, я даже забыла, куда именно мы едем, но обрадовалась, что в конце концов приехали. Джефри открыл дверь, и мы вошли в двухэтажный деревянный домик.

— Я снимаю первый этаж, — сказал Джефри, — а на втором хозяева живут, — пояснил он мне.

— У тебя очень мило, — сказала я заходя. И действительно, все было просто, почти по-студенчески, но уютно.

— Что тебе налить? — спросил Джефри, и я задумалась, я выпила бы сейчас что-нибудь покрепче.

— Что-нибудь покрепче, — попросила я. — Что у тебя есть?

— Я тебе смешаю по-своему, я знаю одну комбинацию, — сказал он громко из кухни. Я даже не ответила. Он принес стакан с жидкостью розоватого цвета, а сам сел напротив, я отглотнула, было вкусно и крепко.