Читать книгу "Сердце Стужи - Марьяна Сурикова"

— Только надумаешь поспешить, как приходится задержаться. Против моей компании не возражаешь, Стужа? — Усмешка искривила уголок рта, четче обозначив белесый шрам на скуле. Там тоже прилип синий ледяной кусочек, и на всем теле, где такие пришлось отдирать, остались полосочки шрамов. — Хотя, если и возражаешь, деваться все равно некуда. Одна пустыня снаружи, любой зов сбивается.

Все место вокруг бывшего дворца такой пустыней ощущалось. Бренну только и удалось шагнуть за пределы, чтобы сразу уловить чуждые потоки и понять — вздумай он искать сейчас выход, непременно заплутает в белоснежной глуши. Перенестись перенесется, но не туда, куда стремился, скорее выбросит где-то посреди бесконечного, укрытого снегом и льдом поля.

А хуже всего, что стоило лишь ступить за порог, как потоки заволновались, снег закружил, завьюжил, желая запутать, запорошить глаза.

— Не иначе как на распутье стоим, а поблизости переходы в иные миры, так, Стужа? Умеешь ведь, богиня, и в неподвижном состоянии навредить. Не могло твой дворец в нашем мире куда-нибудь занести?

Он прикрыл глаза, прислушиваясь, но не ощущалось дорог. Надежно скрывались все связи.

— Слабый зов не долетит, а кому под силу такой призыв послать, чтобы не просто услышан был, но путеводной нитью обратился? Я хорошо постарался в свое время все нити оборвать.

И как бы отвечая ему и злорадству побежденной богини, застывший воздух вдруг заколебался, а Бренн прислушался и закрыл глаза, подставляя лицо едва заметному теплому ветерку. Губы согрела улыбка, смягчившая резкие черты, осветившая их вовсе не божественным светом, но обычным человеческим счастьем.

— Весна, — шепнул с тем особым выражением, что, имей богиня возможность шагнуть со своего пьедестала, рванулась бы всадить ледяной кинжал в это, не дрогнувшее перед ней сердце.

Бывший лорд даже не обернулся на прощанье, он просто сделал шаг в открытый переход, оставив за собой ледяную пустоту.

Испугалась, как же сильно я испугалась! И хотя магию не выпустила, но боялась двигаться, а туман над Снежкой заколыхался, потек, и тогда я приметила, что он по всей комнате стелется: по полу, на стены взбирается — и холодно. Дыхание изо рта теплым парком вырывается.

— Что творишь? — Это староста дернулся, привлек мое внимание. У меня глаза округлились, когда заметила, что ноги его по бедро в лед закованы, и у всех так, кроме Белонеги и меня, кто на полу стоял. Перепугался староста насмерть, мозги совсем отказали, даже позабыл, что я чародейка и ко льду мало отношения имею.

— Отпусти! А то я ей… — Это тот из мужиков заорал, кто Белонегу держал. Не договорил, замер с открытым ртом, только глазами хлопал.

Мой жар взметнулся и притих, погашенный порывом ветра. Холодного, северного, ледяного. Прошелся по комнате, легонько погладил по щеке, не заморозив. У остальных зубы застучали, у меня язык отнялся. Стены, пол и потолок затянуло хрупкой снежной корочкой, туман качнулся, взметнулся вверх и обернулся высокой фигурой.

Он обвел взглядом нас всех, и все не могли шелохнуться. Мы с Негой от изумления, остальные от страха.

Я смотрела, смотрела, но боялась признать. Волосы, прежде мерцавшие, теперь искрились нестерпимо ярко, глаза, напоминавшие раньше прозрачный родник, сияли синим льдом, фигуру, ставшую будто еще мощнее и больше, окутывали белоснежные одежды.

Он ответил мне таким же долгим взглядом, а в комнате кто-то тихонько подвывать начал, но я не видела кто. Не выходило глаз отвести.

— В-войд? — узнала я голос Неги, тоже не смевшей признать в этом новом облике прежнего Бренна.

— Н-накликала, н-накликала! — Староста заикаться начал.

— Звала, чародейка? — не обращая внимания ни на что и ни на кого, спросил меня снежный маг. Или не маг вовсе? Он так мало сейчас походил на привычного снежного лорда…

Хотела ответить, но воздух вышел со свистом, отказавшись сложиться в слово, потому пришлось только кивнуть. И рукой махнула беспомощно на Снежку мою, а еще, припомнив туман, быстро опустила на нее взгляд, но сестренка все так же спала, как и раньше, грудь мерно вздымалась. Мужик с ножом на полу обнаружился, примерзнув задом к доскам, и тоже глазами хлопал, мачеха, прежде на кровати сидевшая, теперь лежала поперек нее без сознания.

Бренн подошел, остановился по ту сторону напротив меня, скользнул по лицу взглядом и после посмотрел на Снежку. Склонился над сестренкой, положил ладонь ей на лоб.

Замерцало кругом, засияло холодными переливами от темно-синего до лазурного, глаза заслезились, и я зажмурилась, смаргивая набежавшие слезы. А потому прежде, чем успела увидеть, услышала голос звонкий, детский:

— Ты кто?

Она улыбалась ему, моя Снежка, глядела без страха, с любопытством. Здоровая, живая! А он улыбнулся в ответ.

Я поднесла ладони к губам, прижала, заглушая готовый вырваться всхлип. Не верилось, пока не верилось еще, что наяву. Неужто выжил, неужто пришел и взаправду ли спас?

— Пощади, пощади нас, снежный бог! — заголосили от двери.

Бренн обернулся, посмотрел равнодушно на закованных в лед. Староста умоляюще сложил на груди руки, голос дрожал. Тем, в коридоре, кажется, тоже досталось.

— Это не ко мне, — усмехнулось божество. — В лед заковать могу, а вот растопить… Пускай чародейка освобождает, если уговорите ее.

И снова взглянул на меня. Усмешка смягчилась, в ледяных глазах иное выражение мелькнуло, хотя оно тут же исчезло, стоило мне только рот раскрыть.

— Что спросишь в оплату?

Первые слова, произнесенные мной для него после того призыва. В голове сумятица сплошная, среди которой молоточком стучало — живой! — в душе боги знают, что творилось, сердце будто безумное стучало, а с языка вот это сорвалось. Он, наверное, не то ожидал услышать, я и сама не ждала, что именно так и скажу. Бренн ответил недолгим молчанием, а после произнес:

— Подари то, что для тебя сложнее всего подарить, Весна.

Губы сложились вопросительно, в сердце кольнуло нехорошо, но готова была в этот раз все отдать, что попросит. Ради жизни сестры я бы и любовью ее расплатилась.

— Прощение свое, — вымолвил он.

А после исчез.

Тихо-тихо стало для меня в комнате, полной народа, а затем обрушился разом гул голосов. Умоляющих, просящих, стонущих. Некоторых страдальцев в не самой удачной позе приморозило, вот и голосили. Из коридора тоже доносилось. Там, кажется, братья толклись. Ну а я что, я так и ответила, как прежде вынуждали:

— Хотели ведь, чтобы ушла, вот и пойду.

Взяла Снежку за руку, собираясь по пути одежку захватить, Белонегу поманила за собой. А ничего, сперва в гости к себе свожу, покажу, где теперь обитаю, к князьям заглянем, Акилу с собой позовем, а эти пока постоят. Всяко на пользу пойдет.

— И что? — хитро взглянул на меня старый медведь.