Читать книгу "Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт"

Поэтому — в дополнение к увеличению добычи сырья внутри страны — нашей главной целью должно быть продолжение наращивания запасов иностранной валюты посредством экспорта. Несмотря на это, одной из ваших первых мер стал приказ о сосредоточении всех иностранных ценных бумаг в распоряжении государства, так же как ускорение накапливания долгов по экспорту и, кроме того, реализация — как можно больше — немецких акций за рубежом. Поступая так, вы расхитили часть нашего капитала и лишили текущий запас иностранной валюты дохода от регулярных платежей по процентам и дивидендам. Ваш новый проект увеличения внутренней добычи железной руды включает расходы на многие сотни миллионов марок, для которых до сих пор нет обеспечения. Обеспечение банкнотов и денег на счетах не ведет одновременно к обеспечению сырьем и продовольствием. Вы не сможете из ценных бумаг выпечь хлеб или отлить пушки. Использование сырья и рабочей силы для новых предприятий в той степени, которую вы запланировали, приведет к дальнейшим ограничениям снабжения сырьем отраслей промышленности, производящих товары на экспорт и для немецкого населения. Мы уже ощущаем нехватку многих потребительских товаров в повседневной жизни».

Я закончил этот комментарий следующими словами:

«Как вы помните, несколько месяцев назад я заявил, что для экономической политики необходимо единообразие. Я призывал вас организовать дела таким образом, чтобы вы взяли на себя руководство министерством экономики. Я отмечал ранее, что считаю вашу политику в вопросах иностранной валюты ошибочной и не могу делить с вами ответственность за нее».

Я послал копию этого письма Гитлеру с просьбой освободить меня от должности министра экономики.

Письмо несколько смутило Гитлера. Мой уход на данном этапе представлял для него большое неудобство. Я понимал, что столкнусь с немалыми трудностями в удовлетворении прошения об отставке. В тоталитарном государстве министру не просто оставить свой пост, так как на это требовалось согласие не только канцлера, но и президента рейха. Гитлер совмещал эти посты в одном лице.

Он немедленно вызвал меня в Оберзальцберг, где 11 августа между нами состоялся продолжительный разговор. В то время я еще не представлял себе, до какой степени Гитлер внутренне настроился против меня. В связи с объявлением его программы автаркии на партийной конференции в сентябре 1936 года он подготовил секретный меморандум, несколько выдержек из которого Геринг зачитал мне и некоторым другим лицам. Полный же его текст я узнал только тогда, когда мой сокамерник Шпеер (получивший копию меморандума от Гитлера при назначении на пост министра) ознакомил с ней суд. Фрагменты меморандума, которые Геринг не зачитывал нам прежде и которые я услышал впервые в Нюрнберге, представляли собой отрицание моей экономической политики. Процитирую только три положения:

«В функции национальных экономических учреждений не входит ломать голову над способами производства продукции. Министерство экономики не имеет к этому никакого отношения.

Здесь я должен решительно отмести предположение, что рост поставок сырья можно достичь ограничением национального производства вооружений.

Утверждение, что все доменные печи Германии нуждаются в реконструкции, не заслуживает рассмотрения, и, кроме того, это не имеет отношения к министерству экономики».

Возможно, и хорошо — для моего разговора с Гитлером, — что я ничего не знал об этих замечаниях, когда прибыл в Оберзальцберг. Я мог, таким образом, предполагать, что Гитлер примет до определенной степени беспристрастное решение.

Внешне наш разговор протекал в дружелюбном тоне. Я встретился с Гитлером, окруженным его верными клевретами, среди которых находился Шпеер, на солнечной террасе перед домом. Гитлер провел меня в свой просторный кабинет с широко открытыми окнами в жаркий летний день. Это означало, что большую нашего разговора можно было слышать снаружи.

Гитлер настоятельно просил меня взять назад мое прошение об отставке, но избегал объективного толкования экономических вопросов и только повторял, что не может со мной расстаться.

На это я ответил:

— Абсолютно необходимо, господин канцлер, чтобы экономическая политика страны проводилась единообразно. Поскольку мои идеи диаметрально противоположны идеям Геринга, я должен просить вас решить, принимаете вы его идеи или мои. Лично я нисколько не обижусь, если вы решите вопрос в пользу Геринга.

Гитлер все еще избегал ответа на мои конкретные аргументы. Он продолжал увещевать:

— Дорогой господин Шахт, вам нужно прийти к взаимопониманию с Герингом. Прошу вас предпринять еще одну попытку найти в какой-нибудь форме согласие с Герингом по методам работы. Я не хочу терять сотрудничество с вами, что бы ни случилось.

Пока я уверял, что нет ни малейшего шанса примирить две столь разнящиеся концепции, Гитлер возвращался к личным аспектам беседы и пытался произвести на меня впечатление высокими оценками всего, чего я до сих пор достиг. Со своей стороны, я понимал, что он хотел всего лишь выиграть время, чтобы найти способ выйти из временного неудобства. Поэтому меня не тронуло заверение Гитлера, высказанное со слезами на глазах:

— Но, Шахт, вы мне дороги.

Когда же тем не менее я продолжал настаивать на своем, он сказал:

— Вы же не откажетесь поговорить с Герингом еще раз? Я предоставлю вам для этого достаточно времени. Если по окончании двухмесячного срока вы снова сообщите мне о том, что не пришли к согласию о единообразии германской экономической политики, и будете настаивать на отставке, я сделаю все, что вы просите.

Я был несказанно рад этим словам. Немедленно выразил свое согласие и поменял тему разговора. Заговорил о прекрасной летней погоде и замечательном доме в Оберзальцберге. Затем попросил разрешения откланяться, после чего Гитлер проводил меня до моей машины.

Геринг ответил на мое письмо от 5 августа телеграммой значительно более длинной, чем моя. Мой ответ был очень краток:

«Делаю вывод из содержания вашего письма от 22 августа сего года, что в наших концепциях экономической политики имеются фундаментальные различия, которые — как надеюсь — побудят фюрера принять решение доверить проведение немецкой экономической политики вам».

За перепиской с Герингом последовали в начале октября дальнейшие переговоры с Гитлером, после которых я написал ему письмо, приводимое ниже:

«8 октября 1937 г.

Дорогой канцлер!

Вслед за нашим разговором от 6 октября сего года прошу отметить, что успешная немецкая политика может проводиться лишь под единым руководством. Ввиду чрезвычайной важности нашей экономики для боеготовности наших оборонительных сил невозможно больше терпеть соседство разнородного сборища государственных управленцев экономикой, непрекращающееся вмешательство посторонних элементов или помехи экономической деятельности со стороны Германского рабочего фронта.

Была лишь одна причина для назначения специального уполномоченного по четырехлетнему плану, а именно: облечь этот особый пост авторитетом лица с высоким статусом в государстве и партии, так же как направлять тенденцию развития к достижению желаемой цели. В соответствии с этой концепцией господин Геринг, премьер-министр (Пруссии. — Пер.), всегда заявлял, что не намеревался создавать какой-либо новый административный механизм, но для достижения необходимых результатов воспользуется существующими министерствами, поддерживая их политику и ответственность.