Читать книгу "Первородный грех - Филлис Дороти Джеймс"

— Бедная женщина, — сказала Франсес Певерелл. — Ах, бедная, бедная. Джеймс, почему же она к нам не пришла?

— Разве это могло исправить положение?

— Это то же самое, что с Соней. Если надо было так сделать, все можно было сделать иначе, проявив хоть немного сочувствия, доброты…

— Франсес, сейчас мы уже не можем ничего для нее сделать, — мягко сказал Джеймс Де Уитт. — Нужно вызвать полицию.

— Но не можем же мы так ее оставить! Это слишком страшно! Непристойно! Надо ее вытащить, попытаться сделать искусственное дыхание…

Он сказал мягко, но настойчиво:

— Франсес, она мертва.

— Но мы не можем ее так оставить. Пожалуйста, Джеймс, мы должны попытаться!

Мэнди казалось, что они забыли о ее присутствии. Теперь, когда она больше не была одна, кошмарный парализующий страх растаял. Мир обрел если не обычный, то хотя бы знакомый, управляемый характер. Она подумала: «Он просто не знает, что делать. Ему хочется сделать ей приятное, но не хочется трогать труп. Сам он его вытащить не может, а мысль, что она должна ему будет помогать, для него невыносима», — и сказала:

— Если вы собирались сделать ей искусственное дыхание изо рта в рот, то надо было бы вытащить ее сразу. Сейчас уже слишком поздно.

Он ответил, как показалось Мэнди, с глубокой печалью:

— Всегда бывает слишком поздно. Да и все равно полиция не позволяет вмешиваться и трогать тело.

Вмешиваться? Это слово поразило Мэнди своей неуместностью. Она с трудом подавила смех, понимая, что если рассмеется, это кончится рыданиями. О Господи, думала она, почему же он ничего не делает, черт бы его побрал? И тогда она сказала:

— Если вы вдвоем останетесь здесь, я могу вызвать полицию. Только дайте мне ключи и скажите, где телефон.

— В холле, — тусклым голосом ответила Франсес. — А дверь открыта… Во всяком случае, я думаю, что открыта. — Она вдруг в отчаянии взглянула на Де Уитта и воскликнула: — Боже мой, Джеймс, неужели я захлопнула дверь и мы остались на улице?

— Нет, — успокаивающим тоном ответил он, — ключ у меня. Он торчал в двери.

Он уже протянул ключ Мэнди, когда до их слуха донесся звук шагов, приближавшихся по Инносент-лейн, и появились Габриел Донтси и Сидни Бартрум. На обоих были непромокаемые плащи, и с ними вернулось успокоительное чувство нормального. Что-то в трех молчаливых фигурах, обративших к ним лица, заставило их убыстрить шаги, а затем перейти на бег.

— Мы услышали голоса, — сказал Донтси. — Что-нибудь случилось?

Мэнди успела взять ключ, но не двинулась с места. Все равно спешить было некуда, ведь полиция не могла спасти миссис Карлинг. Никто уже не мог ей помочь. А теперь еще два лица склонились над водой, еще два голоса шепотом произносили слова ужаса.

— Она оставила письмо, — сказал Де Уитт. — Вот здесь, на ограде. Яростное обвинение нам всем.

— Прошу вас, вытащите ее, — снова сказала Франсес.

Но теперь Донтси взял все в свои руки. Глядя на него, на его лицо, которое в свете матовых фонарей казалось болезненно-зеленоватым, как речные водоросли, на морщины, словно черные шрамы иссекшие щеки, Мэнди подумала: ведь он такой старый, очень старый человек, что он может сделать?

А он сказал Де Уитту:

— Вы с Сидни сумеете поднять ее, если воспользуетесь лестницей. У меня сил не хватит.

Его слова будто оживили Джеймса. Он больше не возражал и стал осторожно спускаться по скользким ступеням, держась за перила. Мэнди заметила, как он невольно вздрогнул, когда холодная вода обожгла ему ноги. Она подумала: лучше всего, если мистер Де Уитт станет поддерживать тело с лестницы, а мистер Донтси и мистер Бартрум потянут за ремень, но ведь они не захотят этого делать. И действительно, мысль о том, как медленно станет подниматься из воды лицо утопленницы, пока мужчины будут тянуть за ремень, словно намереваясь ее снова повесить, оказалась настолько страшной, что Мэнди подивилась, как только такое могло прийти ей в голову. И опять ей казалось, что о ее присутствии забыли. Франсес Певерелл теперь стояла немного поодаль от других, пальцы ее вцепились в ограду, глаза были устремлены на реку. Мэнди догадывалась, что она сейчас испытывает. Мисс Франсес хотела, чтобы мертвое тело достали из воды, чтобы сняли с шеи этот ужасный ремень, она должна была оставаться здесь до тех пор, пока ее просьба не будет выполнена, но ей невыносимо было видеть, как это происходит. Однако для самой Мэнди отвернуться казалось страшнее, чем смотреть на происходящее. Если надо остаться, то лучше видеть, чем дать волю воображению. А остаться, конечно, надо. Никто больше не вспоминал о ее предложении взять ключ и позвонить в полицию. Да и зачем торопиться? Какое значение имело, приедут полицейские раньше или позже? Что бы они ни привезли с собой, что бы они ни сделали, ничто не могло оживить миссис Карлинг.

Теперь Де Уитт, осторожно спустившись по ступеням, стоял уже по колено в воде. Правой рукой он крепко держался за низ перил, а левой нащупал пропитанную водой одежду миссис Карлинг и потянул тело к себе. Поверхность воды пошла рябью, ремень ослаб, потом натянулся снова. Де Уитт сказал:

— Если кто-то из вас расстегнет пряжку, думаю, я смогу втащить ее на ступени.

Послышался спокойный голос Донтси:

— Не дайте ей уплыть по течению, Джеймс. И не отпускайте перила. Нам не хочется, чтобы вы тоже оказались в реке.

Бартрум спустился по лестнице на две ступени и наклонился — отстегнуть пряжку. Руки его в свете матовых фонарей казались очень бледными, пальцы — толстыми, как сосиски. Он долго возился с пряжкой, видно, не знал, как она расстегивается.

Когда он наконец с ней справился, Де Уитт сказал:

— Мне понадобятся обе руки. Возьмитесь за мой пиджак покрепче, будьте добры.

Теперь Донтси тоже спустился на две ступени и встал рядом с Бартрумом; вместе они ухватились за пиджак Джеймса и крепко держали его, пока он подтягивал тело к себе и снимал с шеи ремень. Теперь оно лежало на нижней ступени лестницы лицом вниз, Де Уитт взял умершую за ноги, торчавшие из-под юбки, как две тонкие палки, а Донтси и Бартрум с двух сторон взяли ее под мышки. Словно узел промокшей насквозь одежды ее пронесли по лестнице и ничком опустили на мраморные плиты дворика. Де Уитт осторожно перевернул тело. Мэнди едва успела взглянуть на это ужасное в смерти лицо с открытым ртом, высунувшимся языком, с полуоткрытыми глазами под морщинистыми веками, на этот страшный багровый рубец на шее, как Донтси с поразительной быстротой сорвал с себя пиджак и накрыл им тело. Струйка воды вытекла из-под твида, сначала тонкая, потом все больше расширяющаяся, и расползлась по мрамору темным, словно кровь, пятном.

Франсес Певерелл подошла к телу и опустилась рядом с ним на колени.

— Бедная женщина, — произнесла она. — Ах, бедная, бедная женщина.

Мэнди заметила, что после этих слов губы ее продолжали молча шевелиться, и подумала, что она, наверное, молится.