Читать книгу "Robbie Williams. Откровение - Крис Хит"

Так что Daily Mail ударила по больному. Но они далеко не правы, а Айда указывает на то, сколько под статьей комментов, поддерживающих Роба.

«Я вообще хотел турне прервать», — говорит он мрачным голосом.

«Нет, бухарик, это ж просто один негодяй написал подлую статейку, — говорит Айда. — Не значит, что она правдива. Люди работают в газете Daily Mail, и они потому там работают, что негодяи… Ты ж не какой-то там артист из Лас-Вегаса, объевшийся жареными банановыми сэндвичами».

«Я сегодня решающий гол забил», — говорит он.

«Да уж, они не знают о твоей мощи в ФИФА», — утешает Айда, не поняв его.

«Нет, нет, я в реальной жизни», — говорит он.

«В реальной жизни? — переспрашивает она. — Нет никакой реальной жизни за пределами ФИФА, зая, ты какие-то безумные вещи говоришь». Она упоминает «типа тысяча людей» ранее дожидались у отеля.

«Скандируя „жирный, жирный!“» — говорит Роб.

К разговору присоединяется его друг Джамо, который зашел поздороваться.

«Тут, приятель, хорошо то, что они тебя сравнивают с Элвисом», — говорит он.

«Знаю, — говорит Роб. — Об этом я тоже подумал».

Джамо спрашивает об ожерелье Роба: «Мне оно очень нравится, это что, откуда?»

«Там написано МАНДА, — поясняет Роб. — Жена подарила».

«А подтекст в чем?» — спрашивает Джамо.

«Думаю, нет там никакого подтекста, — отвечает Роб. — Один только текст буквальный».

* * *

В Ганновере интервьюер напоминает Робу про Мика Джаггера, которому вчера исполнилось 70, как тот когда-то обещал не выступать после 45.

«Я видел это интервью, — отвечает Роб. — Я могу понять его настрой тогдашний, но, думаю, мы оба полны дерьма, буду с вами честен. Я ушел на покой в 2006-м. Мои любые планы не имеют особого значения, потому что скорее всего что-нибудь другое произойдет. Совершенно определенно, что я в шоу-бизнесе на всю жизнь. Дали пожизненное. Думаю, следующий мой этап — снова уйти временно на покой, в определенный момент в течение нескольких лет следующих… Но я думаю на несколько шагов вперед, а это все, уверен, игра на всю оставшуюся жизнь. И вот она уже начинает становиться веселой. В последние три года шоу-бизнес — это прям веселье настоящее. Он, конечно, глупый, поверхностный и смехотворный, но это и делает его таким изумительным. Он лучше нормальной работы».

И он советует интервьюеру ждать от Роба, что он будет продолжать делать эту работу так же, как до сих пор.

«У меня все экспромт, импровизация, — говорит он. — Я главный автор истории Робби Уильямса, и я не настолько умен. Я что-то делаю, чтоб заполнить пустые пространства, и то, что я иногда делаю чтобы заполнить пустые пространства, меня самого смущает. Не только на сцене, но и в общении с людьми. Когда сказать нечего, я эту паузу заполняю идиотизмом».

* * *

Но не сегодня вечером. Непосредственно перед исполнением «Angels» он замечает в публике поднятый немецкий флаг с надписью «Спой, пожалуйста, „Angels“ для моей мамы, которой не стало в 2013 году, и папы — его не стало в 2011».

«Песня для тебя, твоих мамы с папой, это — „Angels“. Храни тебя господь, храни господь твоих маму и папу…»

И тут его голос начинает дрожать. Как он позже описывает, «я думал о ее семье, я думал о моем ребенке, а публика так меня хорошо принимала, и я сел на сцене и заплакал. Потом подумал: ох, ну это ж плач из серии „ты похож на психически больного“. И тут я совсем разрыдался».

Даже садясь в вэн, он все еще в слезах.

«Я видела, как ты заплакал, — сказала Айда. — Это было прекрасно. Так было здорово, зайка».

«Там была женщина одна с флагом, — говорит он. — Не знаю уж почему, но это во мне что-то перевернуло…» Он снова плачет.

«Это вот прям нечто особенное», — говорит Айда.

«Да вот что-то было во всем этом — и прием горячий, и любовь народа, и моя спина больная, и мне так хорошо, а тут еще флаг этот… — говорит он. — И меня прям переполнило. Буквально».

Вот мысли, с которыми он уезжает из стадиона Ганновера и направляется в аэропорт. Ну, эти мысли и еще одна другая. В темноте он поворачивается к Айде.

«Я, — говорит он, — придумал отличную кличку собаке: Шоубиз».

* * *

В следующую половину тура он живет в доме высоко в горах над Ниццей, на юге Франции, и оттуда ездит на каждый концерт. Длинная петляющая дорога от дома до аэропорта, и сегодня, пока мы едем, он делится тем, что у него на уме.

«Барри Гибб, — начинает он, — говаривал, что им не разрешалось быть слишком „большеголовыми“, потому что все всегда им твердили, какое они дерьмо. — Пауза. — И со мной, похоже, то же произошло».

Я замечаю, что нынешнее шоу его — не говоря уж об обложке последнего альбома — оформлено именно что крупными головами Робби Уильямса. Но так его с толку не собьешь. «Шутки в сторону, — заявляет он. — Интересно, был бы я настолько скромен».

В машине никто не поддерживает такую точку зрения, и тишина становится слишком уж явной.

«Да скромный я, блин!» — бросает он в раздражении.

Я предполагаю, что с этим вопросом стоит разобраться до того, как мы сядем в его частный самолет.

«Ну, в любом случае это моя история, и я, блин, ее придерживаюсь, — говорит он и пренебрежительно добавляет: — До фига у меня этого».

И поворачивается к Айде: «Я скромный, скажи ему».

«Он скромный», — покорно передает мне Айда данный месседж.

В самолете Роб пересказывает этот разговор Джози, не забывая мой неудовлетворительный ответ. «Я сказал, что если б для меня это было по-другому, то я не был бы скромен. На что Крис улыбнулся совершенно отвратительно».

Рассказывая, он случайно опускает кусочек лососевого сасими в колу.

«Для человека в моем положении, — провозглашает он, и с этого момента ты уже сам на свой страх и риск должен будешь распутывать все бесконечные нити разных уровней иронии. — Который, блин, абсолютный ас во всем почти, за что ни возьмется, я насчет этого всего дико, сука, скромный. В смысле — я отличный певец и автор песен, я, наверное, лучший в мире артист развлекательного жанра, я хороший друг, прекрасный любовник — ну, был когда-то — и все равно не смотря на все на это — скромный. На самом деле. Ну слушайте, я не на миллион миль от самого скромняги, которого вы встречали в жизни».

Мы слушаем. Ему кажется, что нам интересно знать, как же он ухитряется выступать на стадионах при такой вот беспредельной скромности. Посему он одаривает нас таким ответом: «А мне притворяться приходится. Притворяться быть нескромным».

Это просто его жизнь, так он ее проживает.

«Если б мне не надо было работать лучшим в мире артистом развлекательного жанра, — поясняет он, — я, наверное, был бы самым скромным человеком в мире. Но я должен быть лучшим в мире артистом развлекательного жанра. Это мой жребий. Ты не выбираешь это».