Читать книгу "Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев"

Шла ли эта толпа с веселыми шутками или в грустном молчании, приободрившись или понурив головы, мы никогда не узнаем, как не узнаем и о дальнейшей судьбе большинства московских воров, торговок краденым, содержателей притонов, из-за доносов Ваньки Каина закованных в ручные и ножные кандалы, связанных попарно цепью и очутившихся в сибирской ссылке.

Впрочем, очень скоро Ванька Каин разделил судьбу своих бывших «товарищей».

Падение доносителя

В феврале 1745 года Иван Каин обнаружил общину, приверженцев христовщины, и донес о ней в Московскую тайную контору. Начались массовые аресты сектантов, которые привели к крупному расследованию. Арестованных оказалось так много (к следствию было привлечено около 450 человек), что в марте 1745 года была создана специальная следственная комиссия, просуществовавшая до 1756-го[622].

В то время, когда начались первые массовые аресты по делу о христовщине, объявились люди, которые стали спекулировать на страхе, объявшем определенные круги московских жителей. Крепостные оброчные крестьяне Федор Парыгин и Тарас Федоров стали ходить по домам обывателей (возможно, старообрядцев) и, объявив себя сыщиками, вымогали у них крупные суммы денег, запугивая: «Коли денег нам не дадите, ждите к себе ночью из Тайной канторы!» Так продолжалось до тех пор, пока много претерпевший от них оброчный крестьянин Еремей Иванов не подал в означенную контору доношение. Началось следствие, в ходе которого выявилась связь преступников с Иваном Каином. Следствие подробно восстановило один эпизод взаимодействия преступной группы с доносителем Сыскного приказа. Парыгин, не получив от Еремея Иванова требуемой суммы, ночью вернулся в его дом вместе с Каином и командой солдат. Иванов был избит, его жилье и торговая лавка разграблены, возле дома поставлен караул, а его племянница Афросинья арестована по подозрению в «расколе». Но отвел ее Каин не в присутственное место, а в свой дом, где «с согласниками своими мучил, бил плетьми чрез всю ночь и доспрашивал, не знает ли она за оным дядею своим Еремеем Ивановым какова расколу, и сама не раскольщица ль?». При этом жена Каина Ирина Иванова приговаривала: «Бейте ее гораздо!» — а затем увещевала несчастную словами: «Если повинишься или на дядю своего что-нибудь скажешь, то лехче будет и бить тебя не станут». Но девушка мужественно выдержала все побои. Наутро Каин поехал к Еремею Иванову, снял караул, а хозяину сказал: «Молись де ты Богу, я племянницу твою, Афросинью, свобожу». Тот понял намек и прислал к Каину солдата Карпа Макарова, через которого доноситель передал, что хочет получить за освобождение племянницы 20 рублей. Их встреча состоялась в харчевне в Зарядье. Каин вел себя слишком самоуверенно: «приказал» харчевнику Петру Веснину счесть принесенные Ивановым деньги, «и говоря при том весьма продерско, чтоб он, Иванов, молил Богу за помянутого салдата Макарова, а то бы де оную девку Афросинью и с ним, Ивановым, отвел он, Каин, в Тайную кантору». Получив означенную сумму, Каин отпустил ни в чем не повинную девушку.

Доношение Еремея Иванова послужило основанием для ареста Каина Тайной конторой. На допросе он признался, что действительно «взял» Афросинью на основании доноса Парыгина и держал ее в своем доме в течение трех дней под караулом, а затем отпустил, не объявляя ее ни в каком судебном месте, поскольку «она ни в чем не винилась». Но при этом доноситель отрицал, что разграбил дом и лавку Еремея Иванова и мучил Афросинью.

Однако эти отговорки, конечно, не могли убедить следствие в его невиновности. В обвинительном протоколе отмечалось: «…ему, Каину, как оную девку Афросинью, так и других никого самому, и особливо в доме своем, не токмо по извету о деле спрашивать, но и под караулом держать, паче же свобождать, ежели б в том ко взяткам воровства ево не были, не надлежало, а должно в то же время, где о ком подозрительном проведает, доносить в судебных местах». «Ис чего явное ево, Каина, в противность ево должности воровство и народное разорение оказалось», — заключили судьи Московской тайной конторы.

Лжесыщики Федор Парыгин и Тарас Федоров были приговорены, «в страх другим, дабы, на них смотря, таковые воровства и народу разорения чинить не дерзали», к нещадному наказанию кнутом, вырезанию ноздрей и вечной каторге. Что касается Каина, судьи Тайной конторы рассудили: «А вышеобъявленной известной доноситель Иван Каин за вышеобъявленные ево, Каинова, воровства и народу разорение подлежал жесточайшему наказанью кнутом и дальней ссылке, однако ж, дабы впредь в сыску воров и разбойников и протчих подозрительных людей имел он крепкое смотрение, того для оное ему ныне оставить. А дабы те ево воровства вовсе ему упущены не были и впредь от такого воровства и от протчих подобных тому предерзостей имел он, Каин, воздержание и предосторожность, учинить ему, Каину, в Тайной конторе наказанье, бить плетьми нещадно, и по учинении того наказания объявить ему под страхом смертныя казни с подпискою: ежели впредь сверх должности своей явитца он, Каин, в каких либо хотя наималейших воровствах и взятках, то уже поступлено с ним будет по силу указов Ея Императорского Величества безо всякого упущения. А чтоб впредь к воздержанию ево ото всякого воровства, и в сыску подозрительных людей невинным разорение не имело быть, над ним, Каином, иметь наблюдательство». 23 сентября 1745 года Тайная контора оповестила об этом решении Военную контору, Московскую полицмейстерскую канцелярию и Сыскной приказ[623]. Итак, на этот раз Каин избежал каторги, отделавшись «нещадной» поркой плетьми в стенах Тайной конторы.

Не успел доноситель в конце сентября выйти на свободу, как в начале октября на него было подано в Московскую сенатскую контору челобитье оброчного крестьянина Алексеевского монастыря Герасима Дмитриева, торговавшего в лавке на Варварке. Тот рассказал, что в 1743 году отдал своего десятилетнего сына Илью в Кожевники Ивану Савельеву для обучения сапожному делу, а когда в феврале 1745 года сапожник был «взят» Каином по подозрению в «расколе», Илья также оказался в Тайной конторе. После допросов подростка передали Каину для отвода к отцу, но вместо этого сыщик привел его в свой дом, где держал трое суток, а одного из солдат своей команды отправил к Герасиму передать, чтоб тот прислал ему десять рублей, иначе грозился отвести его сына обратно в Тайную контору. Дмитриев означенную сумму прислал, после чего Илья был освобожден. Герасим был настолько напуган всемогущим доносителем, что даже испросил у него позволения: «Можно ли моему сыну в лавке за товаром сидеть?» — на что получил милостивое разрешение. Но после Пасхи Каин забрал из его лавки уже обоих сыновей — Илью и его старшего брата Андрея, отвел их в свой дом и вновь стал вымогать у отца деньги. За освобождение детей Герасиму Дмитриеву пришлось заплатить пять рублей. И вот теперь, 30 сентября 1745 года, только что освобожденный из Тайной конторы Каин опять явился в дом к Герасиму. Не застав его, доноситель приказал отвести его младшего сына на свой двор, а сам остался дожидаться хозяина. В разговорах с его женой Каин разоткровенничался: «…давно я дома не бывал!», — а потом успокаивал хозяйку: «…ежели де дадите денег, то оного сына Илью отпущу, а ежели не дадите, то велю ево вести и дожидатся у Красных ворот». Между тем Герасим вернулся и вышедшая открыть ему ворота супруга сообщила, что в доме его ждет Каин, а сына Илью увели. Дмитриев развернулся и пошел прямиком к сенатскому прокурору А. Г. Щербинину, которому «о той… от Каина обиде его… объявил». Прокурор приказал арестовать Каина и отвести его под караулом в Московскую сенатскую контору.