Читать книгу "Охотник за смертью: Восстание - Саймон Грин"

— Я войду первым, а вы — сразу за мной. И держите руки подальше от кобуры. Я не хочу его пугать.

— Первой стоит войти мне, — возразила Фрост. — Кораблю лучше потерять меня, чем вас.

— Только без обид, разведчица, но вы производите на людей слишком… сильное впечатление. Он сейчас в таком состоянии, что, увидев вас, может открыть огонь. Кроме того, я для него — в большей степени начальство. Раньше он с уважением относился к начальству. И еще одно, пока вы сами не спросили. Нет, я не собираюсь включать силовой щит — и вы тоже. Он может подумать, что мы ему не доверяем.

— Ужас какой! — ответила Фрост. — Ну конечно, мы не можем допустить, чтобы он так подумал. Но одно подозрительное движение — и я размажу его по всем переборкам!

— Постарайтесь не слишком беспокоиться на этот счет, разведчица. Я не хочу, чтобы вы его убивали. Да, он совершенно несносный тип, но работу свою выполняет прекрасно. Хорошие офицеры безопасности на дороге не валяются. Кроме того, он один из тех немногих, кто сумел взять под контроль гренделианское чудовище. Так что без моего разрешения — никакого насилия. А теперь улыбнитесь. Мы же не хотим его напугать.

Фрост оскалила зубы, и Сайленс поморщился. Разведчица выглядела так, будто собиралась его укусить.

— Ладно, можете не улыбаться. Вам не идет. Просто предоставьте мне вести беседу и не раздражайтесь по поводу того, что услышите. Я должен узнать, что довело Стелмаха до такого состояния.

Фрост пожала плечами, но руку с кобуры убрала. Сайленс решил этим удовлетвориться. Он оторвал спину от переборки и шагнул в открытую дверь каюты. Фрост держалась за ним так близко, что капитан чувствовал ее дыхание на своем затылке. Сайленс улыбнулся и дружелюбно кивнул Стелмаху, сидевшему с опущенной головой на краешке кровати. Плечи Стелмаха были опущены, как будто он был убит горем или безумно устал. Дисраптер лежал на полу в другом конце каюты. Увидев это, Сайленс вздохнул с облегчением и огляделся.

Каюта была разгромлена. Стелмах расколотил об стену все, что не было закреплено. Уцелели только стол, стул и прикрепленная к стене койка. Но стол и стул валялись на полу кверху ножками. Все более хрупкие вещи были разбиты вдребезги, а пол усыпан обрывками постельного белья. Стелмах, опустив голову, сидел на голой постели. Он вовсе не выглядел опасным, но Сайленс все же решил не торопиться. Фрост дышала ему в спину. Капитан шагнул вперед, и Стелмах наконец-то поднял голову. Лицо его было усталым и изможденным. За несколько часов Стелмах постарел лет на десять.

— Проходите, капитан. Здравствуйте, разведчица. Извините, у меня тут не прибрано. Как раз сегодня у уборщика выходной.

— Ничего, видал я каюты и похуже, — ответил Сайленс. — Я вижу, вы… изрядно потрудились, Стелмах. Может, объясните почему?

— Какая вам разница? — ответил Стелмах. — По уставу меня положено отвести на гауптвахту. Вот и ведите. Я — человек конченый.

— Я не люблю, когда людей осуждают, даже не выслушав, — осторожно начал Сайленс. — Объяснитесь, Стелмах. Что все-таки произошло?

— Это касается только меня, капитан. Семейное дело. Я не хочу об этом рассказывать.

— А вы все же расскажите. Арестовав вас, я лишусь лучшего офицера безопасности, какой у меня когда-либо был. И я хочу по крайней мере знать почему.

Стелмах перевел взгляд на Фрост, стоявшую прямо за спиной капитана:

— А ее присутствие обязательно?

— Разведчица отвечает за мою безопасность, — ответил Сайленс. — Но если хотите, она может выйти в коридор.

— Не надо, — сказал Стелмах устало. — Не думаю, что это имеет значение… — Он откинулся назад и оперся спиной на переборку. — Утром я получил сообщение от родных. Мы всегда были очень близки, особенно с тех пор, как погиб отец. Я тогда был совсем еще ребенком. Была какая-то политическая демонстрация, что-то пошло не так, кто-то что-то швырнул, кто-то еще начал стрелять и попал в моего отца. Он был младшим полицейским офицером. Отец умер мгновенно. Вырастила нас мама. Она делала все, чтобы у нас была крыша над головой, чтобы мы были одеты, обуты и не голодали. Я был младшим. Ни разу не надевал новых вещей, пока не попал на военную службу. Мы все верили, что отец был святым, и не желали иметь ничего общего с политикой. Так воспитала нас мать. Она постаралась, чтобы все мы стали военными. Здесь по крайней мере принято заботиться о безопасности служащих.

Нашу старшую сестру звали Афина. Когда ей исполнилось десять, ее забрали разведчики. С тех пор мы ее не видели. Мои братья — Герой и Смельчак — в жизни преуспевают. Смельчак уже дослужился до майора. Герой — командир отряда бойцов-иезуитов. Они регулярно посылают домой письма, а когда могут — и деньги. Я — единственный неудачник в семье. Моя карьера погибла. Хорошо еще, что меня не казнили после разгрома на планете вольфлингов, но выше должности корабельного офицера безопасности мне уже не подняться никогда. Даже с гренделианами теперь работают другие — а ведь я первый научился их контролировать. Я стал позором семьи. И вот сегодня мать написала мне, чтобы я никогда больше не являлся домой. Она вычеркнула мое имя из семейных хроник, лишила меня наследства и будет теперь говорить, что у нее всегда было только два сына.

Я делал все, что мог. Соблюдал устав, выполнял приказы и изо всех сил старался стать хорошим солдатом. Всю свою жизнь я отдал Империи. И что в результате? Я — офицер безопасности на корабле, который уже бог знает сколько времени без дела болтается на границе. А теперь можете делать со мной все, что хотите. Мне наплевать.

Стелмах внезапно поднял голову и уставился на Сайленса и Фрост. Лицо его покраснело, припухшие от слез глаза горели яростным огнем.

— Ненавижу этот корабль. И вас ненавижу. Обоих. Если бы я смог, как положено, держать вас в узде, все могло бы быть иначе. Но я вместо этого принялся с вами спорить, разведчица меня запугала, и все пошло наперекосяк. Ненавижу свою жизнь или то, во что она превратилась. А больше всего ненавижу себя самого — за слабость. Мать говорит, что отец плюнул бы мне в лицо, если бы узнал, чем я стал. Наверное, она права. Он бы на моем месте вел себя более мужественно и вообще… не так. Иногда, под утро, он приходит ко мне в каюту, садится в ногах кровати и рассказывает, как ему за меня стыдно. Он молод и энергичен, как на тех голопортретах, что остались у нас дома. Я сейчас старше, чем он был, когда его убили, но для него я навсегда остался ребенком. Я не могу этого больше выносить. Я боюсь заснуть, боюсь здесь оставаться. Отправьте меня на гауптвахту, капитан. Или пусть разведчица меня пристрелит и избавит тем самым семью от позора. Ей это доставит удовольствие, а мне все равно. Мне теперь вообще на все наплевать.

Стелмах замолчал. Пока он говорил, голова его постепенно опускалась все ниже и ниже, так что теперь он снова смотрел в пол. Стелмах не плакал. Он слишком устал для этого. Сайленс не знал, что и сказать. Он неоднократно перечитывал биографию Стелмаха, пытаясь понять, что за люди его родители и почему они назвали своего сына Храбрецом. Но сухие факты ничем не помогли ему. Только сейчас он наконец осознал, что они значили. Сайленсу было неловко и стыдно за то, что он так грубо ворошит чужую личную боль. Такие вещи люди рассказывают только близким друзьям или любимым. Но Стелмах — офицер безопасности. У него нет друзей — а теперь не стало и семьи. Поэтому он и буйствовал. Во-первых, давал выход своей ярости, а во-вторых, искал наказания.