Читать книгу "Хмурь - Ирина Лазаренко"

Хрыч, тоже что-то понявший, сует мне флягу с Пёрышком, и я выпиваю его в три глотка, едва не поперхнувшись.

Хмурая сторона беспокоится, давит на горло, отталкивает меня. В ней всё бурлит, изумрудное продолжает брызгать во все стороны, будто кто-то раскрутил по столу полную кружку ведьминского зелья.

– Я – наконечник стрелы, разящей зло!

Захожусь кашлем. Мглистые силуэты варок разворачиваются ко мне. Танна уже за спиной у Хрыча, её волочет Зануд. Или кто-то другой. Людей отсюда узнавать труднее, чем варок.

– Разящей зло, мрак тебя задери! – ору я Хмурой стороне и посылаю в серую мглу образ стражников, падающих наземь.

Горло отпускает, уши закладывает. Прыгаю между Хрычом и добежавшим до него варкой – здесь его движения кажутся неловкими, а моя голова и руки действуют быстро-быстро. Я хочу снести варке голову, но его шея маячит где-то в поднебесье. Хочу рассечь этот клок мрака наискось, но воздух Хмурой стороны становится тугим и липким, не даёт мне поднять рук.

Что с тобой такое, а? Стоило предложить глянуть глубже обычного, как ты сразу лишилась разума?

Прыгаю за спину варке, который уже заносит меч над Хрычом. Поднять свой меч я не могу, а опустить? Чиркаю стражника по ногам, чуть выше пяток.

Без промаха бьющий. Тьфу!

Мгла идет волнами, варка падает, корчится. А Хрыч, может, и увернулся бы, не знаю. Он, вообще-то, мастер.

Еще двое варок несутся к нам – то есть, наверное, к танне, просто мы оказываемся на пути. И сдалась нам эта танна, в самом-то деле! А Хмурая сторона по-прежнему не дает мне поднять меч.

Вместо этого она показывает череду образов, мелькают тени, силуэты, что-то движется, я даже улавливаю отголоски слов и чувств. Хмурая сторона ищет ответ на мой вопрос, заглядывая глубже обычного, но ответа найти не может – и делится со мной моими же вопросами.

Дорогая, не сейчас!

Двое варок, один за другим, падают с подрезанными сухожилиями. Мгла слизывает кровь с моего клинка. Хмурая сторона ложится на плечи мокрым одеялом, вбивает знания мне прямо в голову – сразу, готовыми, не заморачиваясь с тенями и силуэтами.

Танна ненавидит и боится сирен. Сирены убили её отца. Сивый не одобряет игрища сестры с чародейскими творинами. Совет танов не хочет видеть на престольце женщину. Сивый хочет на престолец.

Когда подкупленный дознаватерь указал на «виновного», танна должна была объявить ему приговор. Шум бы поднялся еще тот: казнить варку танского рода – это не рыбалку выпороть. На этот шум и должен был явиться приятель Сивого со свидетельством, что в тот день Сивого не было в поселке.

Совет танов с удовольствием бы закрыл глаза на нестыковки и согласился, что власть лишила варчиху последнего бабского разума – даже родича кровного она готова казнить по навету.

Но танна не стала спешить с приговором, а послала за хмурем. И хмурь ворвался в эту историю, как дракошка в гончарную лавку.

Сквозь меня пробегают силуэты варок, отталкивают Хрыча – это, верно, Сивый с оставшимися стражниками. Хмурая сторона не указывает на них – они просто спешат убраться отсюда, пока их в самом деле не казнили за посягательство на танство.

«Так если заглядывать дальше обычного, то кто виноват в крови на их руках?» – безмолвно спрашивает меня Хмурый мир.

Да я почем знаю?! Сивый, рвущийся власти. Танна, желавшая легкого прибытка. Лисица, которая просто дура. Или сирены, убившие отца танны.

Еще дальше? Если всё началось с сирен, которые после войны выжили и расплодились, не в пример сухопутным творинам, то виноват Чародей, их создатель. Нечего было их творить. Нечего было помирать. Нечего было растить таких тупых учеников, которые передрались друг с другом и залили кровью Полесье, Загорье и прилегающие земли.

Не знаю я, кто виноват! Может, ни при чем тут Чародей, сирены, война и танство. Может, виновата наша паскудная природа, из-за которой мы не можем просто жить, не мешая друг другу и не творя зла. И всегда, одной рукой учиняя зло, другой мы утираем слезы раскаянья, а душой жаждем справедливости. Той, что во всём разберётся, за всех решит и сразит зло.

Я – наконечник стрелы…

Хмурая сторона, не нашедшая ответа, вздыхает и ворчит. Воздух тяжелеет, становится влажным, густеет янтарём, миг – и я больше не могу сделать вдох. Меня мягко выталкивает в судбищный круг, в нестерпимый свет ледяного солнца.

Визги, крики, мельтешение, запах моря и смерти. На зубах хрустит пыль. Из носа идет кровь. Хрыч тяжело дышит и смотрит на меня шальными выпученными глазами.

Я протягиваю ему свой меч. Впервые – не испытывая желания забрать его и сбежать. Этот заход на Хмурую сторону что-то сдвинул во мне, теперь я думаю: а чего я хочу на самом деле? Мне нужны не просто меч и свобода, а… Что? Ремесло, не позволяющее сдохнуть с голоду? Признание моей особенности? Что я хочу доказать, получив их, свободу и меч, доказать себе, другим выучням и назидаторам, которые когда-то палками загоняли меня на Хмурую сторону?

Так ли неправ был мой дед, не многовато ли мне будет её – свободы?

Что я буду делать, когда окажусь один под холодным солнцем, среди запахов моря и смерти?

Хрыч долго смотрит на меч, потом берет его и вкладывает в ножны, так осторожно, словно тот может вывернуться и укусить. Рассматривает заляпанный кровью хорунок, оглядывается на вопящую танну, с прищуром смотрит в спины Сивому и стражникам, добежавшим-таки до леса.

Потом развязывает ножны и отдает их мне.

* * *

Слава о хмурях расходилась по варочьим землям.

– Говорят, скоро дознаватерей не станет, – трепались варки в тавернах и на базарах. – Кому они нужны, если есть хмури?

– Верно! Те долго воду не варят, сразу узнают: и кто кого пришиб, и где покражи спрятаны, и куда баба твоя сбежала, и кто детишку в лесу пожрал…

– Вот уговориться бы с Полесьем, а? Чтоб каждой окраине дали по хмурю! Мы б зажили!

Дознаватери скрипели зубами и мечтали повыдергивать ноги полесским выскочкам. И завидовали им. Самую малость, ну или не самую. А кто не завидовал? А кто не хотел бы узнавать истину за миг, как бы хитроумно ни была она спрятана?

– Я грозный хму-урь! – кричали мальчишки, размахивая палками вместо мечей. – Я про всё проведаю! У-у-у!

Еще поговаривали, что после того, как в варочьих землях поработали хмури, земледержец Подкамня стал удивительно сговорчив и мягок в переговорах с земледержцем полесским.

Но тут, разумеется, не было и быть не могло никакой связи.

Незабывание

У других выучней не было прошлого – в этом было наше самое главное и невозможное отличие, из-за этого они меня не любили. Я их – тоже. Просто за то, что они оказалась рядом со мной вместо семьи, которую я помнил.