Читать книгу "Клара и мистер Тиффани - Сьюзен Вриланд"

— Для решения проблем свободы потребуется больше, нежели любовь. Любовь не может преодолеть ошибки банкиров и брокеров, или банкротство железных дорог, или же спад, который определенно последует за ними. Профсоюзы бастуют по малейшему поводу, — не унимался он. — О какой любви тогда речь? Любовь не в силах принести дождь на страдающий от засухи Запад. Это — несбыточная мечта поэта. Любовь не в состоянии прекратить дальнейшее обогащение богачей и все большее обнищание иммигрантов.

— Позвольте усомниться в ваших выводах, вдруг все-таки она может сделать это, — вклинился Бернард Бут. — Просто чтобы доказать ее силу, вам нужен еще один Линкольн.

— Конечно, нам требуются идеализм и ценности Линкольна, — согласился Хэнк. — А основой его ценностей была любовь к человечеству. — Он протянул руку к книге, поправил свои очки, нашел нужную страницу и прочел своим низким голосом «Для тебя, демократия…».

На меня произвела огромное впечатление спокойная внимательность каждого, даже супругов Хэкли, когда Хэнк с благоговением прочел отрывок, полный прекрасных надежд на будущее и всеобъемлющей любви.

— Да упокоится в мире наш товарищ, — промолвил Джордж.

— Аминь, — пробормотал Дадли, склонив голову.

Глава 5

Огонь и король бриллиантов

Мистер Тиффани положил на мой стол для образцов семь огромных гранатов и горсть медных бусин, чтобы вставить их в мозаику с павлинами.

— Подложите металлическую фольгу под менее красивые куски, — указал он, — даже под те, что вы уже установили, чтобы усилить их блеск. Но выбирайте тщательно, потому что все внимание будет приковано к ним. На других участках я хочу, чтобы вы использовали мое радужное стекло.

Он развязал стянутый шнурком кисет и высыпал оттуда полдюжины великолепных кусков стекла. Рассматриваемые под одним углом, они имели темно-бирюзовый и кобальтово-синий цвет. Под другим углом осколки отливали серебром.

— Мне никогда не доводилось видеть такое стекло. — Другой кусок становился то золотым, то изумрудно-зеленым, в зависимости от того, как я поворачивала его. — Они смахивают на голубиные шеи.

— На павлиньи перья. — Хозяин подменил мое сравнение более подходящим. — Теперь, когда у меня в Куинсе собственная стекольная фабрика, никто не может умыкнуть этот секрет. Я имею в виду состав.

— Вы сделали это?

— Нет. Они древние, найдены в раскопках на Среднем Востоке, но в моей стекловарне мы научились воспроизводить то, на создание чего у природы ушли века.

— Поразительно.

В такой момент он становился Создателем чудес, Творцом Красоты, вторым после Бога.

— Поедемте со мной, чтобы взглянуть на это.

— Прямо сейчас?

— Почему нет?

Почему нет? Из-за работы, которая предстояла мне. Тем не менее я с радостью отбросила все мысли о ней ради того, чтобы провести время с мистером Тиффани. Я ощущала гордость, уверенность в себе, приподнятость. Он не пригласил Агнес или же старейшую работницу нашего отдела мисс Стоуни с суровым, серьезным лицом посмотреть на то, что создал.

Только меня. Выделена, отмечена, счастливица.

На станции Корона пригородной железной дороги предприятие «Печи Тиффани» занимало целый квартал, огороженный высокой стеной. Испарения и дым валили из подавляющего своей громадой кирпичного дымохода, временами оттуда вырывались языки пламени, а девять небольших металлических труб испускали волны тепла.

Заявившись на фабрику, мистер Тиффани стукнул тростью по полу, чтобы известить о своем прибытии. В открытую дверь кабинета было видно, как человек с седеющими усами поднял голову, поспешно вскочил и протянул руку для приветственного рукопожатия.

— Ты очень кстати, Льюис. Они как раз собираются делать выпуск.

Мистер Тиффани представил меня Артуру Нэшу, управляющему стекольной фабрикой. Мы проследовали мимо химической лаборатории, погрузились в тепло огромной фабрики и остановились у первой печи.

— Не подходите слишком близко, — предупредил мистер Нэш. Он указал на круглое светящееся отверстие, от которого набегали приливы тепла. — В этой печурке температура две тысячи триста градусов[7].

Коренастый человек с мощными руками в защитном кожаном жилете, но без рубашки, извлек из печи огромный ковш и вылил расплавленное стекло, тягучее и раскаленное, в прямоугольный промасленный поддон длиной два фута. От него взвился дым. Мистер Нэш назвал поддон формой для стекольного литья, а рабочего — разливщиком.

— Великолепно! — Голос мистера Тиффани перекрыл рев печи. — Мы разработали новый метод обжига, который позволяет нам произвести один лист, отлитый из стекла более чем одного цвета, немножко перемешать смесь так, что различные слои стекла сольются вместе и дадут эффект мрамора. Вы понимаете, какие возможности это дает нам?

— Нарезать куски из одного многоцветного стекла, которые будут сочетаться друг с другом?

— Именно.

— Более того, — добавил мистер Нэш, — теперь мы можем регулировать прозрачность, цвет и поверхность, чтобы создавать оттенки в бесконечном разнообразии стекла. Мы уже приближаемся к пяти тысячам видов.

— Ошеломляюще, — вырвалось у меня при полном осознании того, что мне придется запомнить их все, когда буду размещать заказы на стекло для каждого витража и мозаики, которые выпадет создавать моему отделу.

— Следите внимательно. — Мистер Тиффани поднял указательный палец вверх. — Вот где начинается мастерство.

Разливщик извлек отличающийся по виду состав из меньшей печи, а другой рабочий, которого мистер Нэш назвал стеклодувом, направил на первый слой тонкую, медленно растекающуюся струю.

— Это стекло после охлаждения будет иметь кремовый цвет с оттенками янтаря, — объяснил мистер Нэш. — Оно будет использовано для одежды женщины.

Стеклодув и его помощник установили в форме металлические прутья с противоположных сторон и толкнули их во встречном направлении. Стекло поддалось и легло складками, подобно висящей ткани.

— Еще. — Мистер Тиффани не мог оставаться простым наблюдателем. С видом играющего ребенка он надел кожаные перчатки с подкладкой и опять толкнул прут, который сделал складки более высокими и многочисленными. — Придайте им легкий изгиб, — приказал он.

Стеклодув стремительно толкнул форму. Складки моментально изогнулись. Мысленно я уже видела, как изящно легла драпировка женского платья.

Мистер Тиффани взглянул на меня.

— Так вот и создавались горные цепи, а? — изрек он, будто подозревал, что я подумала о нем как о сподручнике Бога.

Мы перешли в другой цех, с другой печью и бригадой мужчин, некоторые из них в комбинезонах, некоторые — в кожаных фартуках, один — в нательной рубашке, а другой, странным образом, при галстуке.