Читать книгу "Кто ты, Гертруда? - Лиза Ахси"

– Я так и думала, – съязвила в ответ Эл.

– Моей жене – двадцать четыре, а Льву – тридцать четыре, он старичок у нас. Простите, Гертруда, не принимайте на свой счет, – Пит сконфузился.

– Ты еще дай «ключ, от квартиры, где деньги лежат», – сказала мужу недовольная Жанна, – Давай не будем рассказывать нашу краткую биографию, ограничимся сведениями о возрасте.

– Не переживайте так, Жанна, мне совершенно не интересно, где у вас лежат деньги.

– Я и не переживаю, просто моего мужа иногда заносит.

– Ну, раз мы все почти ровесники, может быть перейдем на «ты»? – улыбнувшись, сказал Лев.

– Легко, – ответила Эл.

– Ровесники? – Жанна наигранно удивилась.

– Есть предложение, остановиться где-нибудь и пообедать, – Пит хотел сгладить и этот острый угол разговора.

– Я – не против, а, Вы, Гертруда? – спросил Лев.

– Мы же вроде, перешли на «ты»? – Эл повернулась ко Льву.

– Да, да, конечно, ты, не против?

– Я согласна.

– Здорово. Все смотрим внимательно по сторонам, и выбираем харчевню, – сказал Лев.

Было видно, что, не смотря, на разногласия, идея с обедом пришлась по душе всей компании.

10 Глава

«Я бы сейчас многое отдала, чтобы поесть хаш». Эл представила себе этот жирный, наваристый бульон из баранины, варившийся несколько часов, на медленном огне, с минимумом овощей, присыпанный сверху рубленной, свежей зеленью и лепешка, горячая и душистая. Потом пара палочек шашлыка из печени, с нарезанным луком, политым уксусом, и запить все горячим зеленым чаем, как пьют у них в Средней Азии. В жару – только горячий, зеленый чай. Эл сглотнула слюну.

«Чтобы так отобедать, нужно сейчас оказаться в Ташкенте», – Эл мечтательно смотрела в окно.

Ташкент. Родина Эл. Город ее детства и юности. Город, где Эл была самой счастливой на свете и город, где она пережила самые невосполнимые потери, и испытала ни с чем несравнимую боль. Эл смотрела в окно. Щедрое солнце Кубани, радовало глаз. Яркость солнечного света, напоминала краски любимого края. Каждую зиму Эл пыталась убедить себя, что уже «оклиматизировалась» в Москве, но суровость среднерусской полосы, снова и снова разбивала вдребезги оптимизм Эл, на этот счет.

«Где родился, там и пригодился», кажется, так говорят?» – подумала Эл.

Эл не была представительницей коренной нации Узбекистана, но только там она чувствовала себя дома. Родители мамы переехали в Ташкент, во время голода в Поволжье. В Ташкенте и остались, пустили корни, там родилась мама, в 1946 году, когда дед, ее отец, вернулся с войны.

Мама отца бежала из Украины с тремя сыновьями, вовремя фашисткой оккупации. Потом пришло известие, что дед пропал без вести. Бабушка больше не вышла замуж, хотя была привлекательной женщиной и домовитой хозяйкой. Так и подняла троих мальчишек одна. Они прожили в Узбекистане лет тридцать, потом бабушка вернулась в Днепродзержинск, с двумя сыновьями, а папа остался в Ташкенте, поступил в институт, закончил его, женился на маме, а потом у них родилась Эл.

Позже, уже после перестройки и распада СССР, после смерти папы Эл со своей семьей перебрались в Москву.

«А куда же еще? Самая большая Биржа труда в России. Все-таки, Москва резиновая», – подумала Эл, – «Кто только сюда не едет, и всех Москва принимает. Не всех, правда, оставляет “насовсем”, но шанс дает каждому».

Эл полюбила Москву, не так, как Ташкент, но это точно была Любовь. Эл всегда ощущала себя «столичной девочкой», и так оно и было. Столицы союзных республик отличались от остальных городов Советского Союза. Ей, это льстило, поэтому Эл не напугали ни масштабы Москвы, ни ее многолюдность и суета, хотя, в родном «столичном» Ташкенте, было больше размеренности и, так любимой Эл, среднеазиатской вальяжности, но и Москва стала родной. Вообще, у Эл никогда не было ощущения «глобального переезда», в отношении Москвы. Наверное, это благодаря, «советскости», которая с детства приучала к мысли, что Узбекистан и Россия – одна страна, а новообразование СНГ, так и не стало, чем-то понятным. Переехав в Москву, Эл почувствовала, что она может сравнить эти два важных для себя города, с улицами, как будто, она раньше жила на улице Ташкент, а теперь переехала на улицу Москва, но осталась в своем родном городе. Социально-политические нюансы СНГ, никак не принимались «ни умом, ни сердцем». Правда, по началу, Эл забавляли вопросы москвичей, типа: «Узбечка ли она? А в школу ты ездила на верблюде?» и прочие, в том же духе. Ей было интересно смотреть на лица новых друзей, узнававших, что в школу Эл ездила не на верблюде, а на метро, и что у нее не кровь, а «коктейль из трех национальностей, в котором пятьдесят процентов русской крови и по двадцать пять процентов татарской и украинской», и кто она «по национальности», ей трудно сказать однозначно. Все было сердцу мило в Москве, кроме климата, и через десять лет Эл окончательно убедилась, что никогда не привыкнет к холоду, к зиме шесть месяцев в году, и скупому, дождливому лету.

Сизый дымок тонкой струйкой поднимался над летним кафе.

– Шашлычная! – воскликнул Лев, – остановимся?

– Отлично! – отозвался Пит, – надеюсь, дамы не против?

– Не против, – ответила мужу Жанна.

– Гертруда? – Лев посмотрел на Эл.

– Давайте, – безучастным тоном ответила она, но в душе у Эл все ликовало.

Шашлычная была, как ответ на мысли о родине, как очередное послание, откуда-то свыше. Кто-то там, в вышине хотел подбодрить Эл, хотел поднять ей настроение. Эл верила в знаки. Ей казалось, что она умеет их читать. Признаться, в этом кому-нибудь, Эл не решалась, боясь быть высмеянной, но всегда с должным вниманием следила, за такого рода, «совпадениями». Ей было не столь важно, понимать, откуда или от кого они исходят, важно, что кто-то или что-то непрерывно находится с ней «в контакте», думает о ней, и помогает. Возможно, это Бог, возможно, родители, возможно, ангел-хранитель, а может ее ангелами-хранителями и были ее родители, Эл не могла знать, но чутко следила за этими посланиями, хотя, не всегда их понимала. Эл хотелось бы обсудить это с кем-нибудь, узнать, а также происходит с другими людьми, но прочитав однажды шутку в интернете «Если Вы говорите с Богом – это молитва, если Бог говорит с Вами – это паранойя», решила все-таки не задавать никому подобных вопросов.

Серебристый внедорожник свернул с дороги на обочину, съезд был не асфальтированный и автомобиль Льва поднял клубы пыли за собой, остановившись почти вплотную к основательному, кованному из железа мангалу, стоящему под импровизированным навесом из клеенки.

– «Да, это не Рио-де-Жанейро, это гораздо хуже», – процитировал Пит, вышедший первый из машины, отгоняя пыль от себя.

Следом вышел Лев.

– И как тебе тут?

– Как-как? Пыльновато, – ответил, улыбаясь, Пит, – но эти запахи… Пит жадно втянул воздух, глядя на струйки дыма, поднимавшиеся над мангалом.