Читать книгу "Большая книга ужасов – 68 (сборник) - Елена Арсеньева"

«Конечно, – подумал Васька, – конечно, я виноват в том, что не пришел сюда сто или вообще сто пятьдесят лет назад, когда этот хлеб был еще свежим!»

– Ты же ко мне в гости не попросился! – продолжал Кузьмич. – Влетел в дверь без слова приветливого, а надо было сказать: «Хозяинушко-баннушко! Пусти гостевать-ночевать!» И тогда был бы тебе тут и стол, и дом, да еще я бы тебя от всякого лиха оберегал. Знаешь, как-то раз прибрел ко мне ночью один человек, сказал все слова нужные и спать лег вот на этой лавке. А за ним леший гнался. Подбежал к моей двери, ну и говорит как нечистик нечистику: «Пусти меня, банник, хочу я этого человека до смерти замучить!» А я говорю: «Нет, леший, не пущу я тебя и замучить человека не дам, потому что он у меня просился!»

– И что? – с любопытством спросил Васька.

– Да что ж? – пожал банник худенькими плечиками. – Проспал человек всю ночь спокойно и ушел путем-дорогою. Может статься, леший его потом настигнул, однако это уже не в баньке было! Так что, брат ты мой, коли хочешь яств и питья моего отведать, выйди-ка за дверь, постучи три раза и попросись по-людски.

– Хм! – не без иронии фыркнул Васька, однако спорить не стал, а послушно выкатился за порожек.

Гроза, оказывается, давно утихла. Темные облака еще заволакивали небо, но лучи заходящего солнца делали их не страшными, а почти красивыми.

Васька опасливо покосился в сторону избушки Марфы Ибрагимовны, иначе говоря ведьмы Марфушки, и уже приготовился постучать трижды и произнести нужные слова, чтобы напроситься в гости к баннику, как вдруг увидел, что из трубы ведьминой избы вырвался клуб черного, пронизанного искрами дыма, более похожего не на обычный печной дым, а на ту ужасную тьму, в которую облекалась Ульяна.

Тьма взвилась было к небесам, однако, словно спохватившись, опустилась и начала стелиться над избушкой, двором и даже потянулась к огороду.

«Она меня ищет!» – понял Васька.

Медлить было нельзя.

– Хозяинушко-баннушко! Пусти гостевать-ночевать! – пискнул он и, трижды постучав, ударился всем телом о дверь, чтобы оказаться в укрытии как можно скорей.

Дверь распахнулась, и в нос Ваське ударил умопомрачительный, ни с чем не сравнимый запах только что выпеченного, свежайшего хлеба!

Однако страх оказался сильнее голода: Васька обернулся и приник к дверной щелке, пытаясь разглядеть, улетела Ульяна или все еще реет над огородом в поисках своей жертвы.

– Чего там? – удивился банник.

Проворно подскочил к двери, отодвинул дрожащего Ваську, высунулся – и тотчас отпрянул со словами:

– Ульянка над огородом реет! Ищет кого-то. Уж не тебя ли?

Васька испуганно кивнул. И тотчас спохватился: «Зачем я это сделал? Сейчас он меня выкинет вон. Зачем ему связываться, он и так от ведьм натерпелся, пусть и не от Ульяны, а от Марфы Ибрагимовны, но какая разница, ведьма есть ведьма!»

Однако случилось неожиданное. Банник смело вышел на крыльцо, прикрыв за собой дверь, и вызывающе крикнул:

– Чего тебе возле моей баньки надо, ведьма Ульяна? Сама знаешь – тебе сюда ходу нет, это мои владения!

– Скажи, Кузьмич, – отозвалась Ульяна, – не видел ли ты здесь котишку? Серенького такого, желтоглазого?

– Никого не видал, – буркнул банник. – Я от грозы прятался, во двор не выглядывал.

– Ну, тогда знай: этот котишка – мой. Он мне нужен! Найдешь – хорошо, тогда мне укажешь, где он. А коли станешь ему помогать – смотри, худо будет!

– Мне? – усмехнулся банник Кузьмич. – Мне – худо? Да куда уж хуже-то, а? Хуже, чем твоя свекровь мне подсудобила, уже не будет, потому что быть не может. Так что не пугай, Ульянка! Сама ищи своего котишку где хочешь, а ко мне не лезь. Поняла ли?

И он захлопнул дверь с такой силой, что дрожь сотрясла ветхое строение.

Васька с безнадежным видом сидел посреди баньки.

– Не унывай! – ухмыльнулся банник. – Ульяна хоть и превеликая ведьма, а все же не семи пядей во лбу. Да ей и в голову не взбредет, что мы с тобой дружбу свели. Она сама что с чистой силой, что с нечистой на ножах, ну и думает, что среди наших каждый-всякий готов другому горло перегрызть. Ан нет! Я от ведьм столько претерпел, что очень рад буду, если хоть одну из них в дурах оставлю. Конечно, кабы я мог Марфушке пакость какую-нибудь подстроить, было бы вообще расчудесно, но да ладно, и Ульянка сойдет. Поэтому ешь да пей – и ни о чем не тревожься.

И, видя, что Васька все еще пребывает в растерянности, вдруг поклонился ему в пояс и напевным голосом умильно проговорил:

– Милости просим, гость дорогой, к нашему столу да нашей скатерке. Чем богаты, тем и рады!

Потом Кузьмич указал на перевернутую шайку, на которой была раскинута уже знакомая Ваське ветошка, а на ней лежали ломти восхитительного, дышащего свежестью ржаного хлеба и серебрилась горка соли.

Совершенно невозможно было понять, откуда все это взялось! Васька помнил неприглядные каменные сухарики, которые предложил ему банник недавно… Неужто это они так чудесно посвежели только потому, что он, Васька, теперь гость банника?! Впрочем, даже если так, это всего лишь малая малость из тех чудес и приключений, в которые сегодня вдруг, внезапно, неожиданно рухнул Васька Тимофеев. И если он пережил собственное превращение в кота, разлуку с родными, бегство от вороны, общение с говорящим одноглазым портретом, те испытания, которым подвергала его ведьма Ульяна, скачки под молниями, знакомство с банником – то уж превращение сухарей в мягкий хлебушек тоже как-нибудь переживет… вернее, пережует.

Именно этим Васька и занимался в продолжение следующего получаса. А банник Кузьмич сидел на куче старых веников и смотрел на него с таким умилением и гордостью, словно принимал невесть какую важную персону и угощал ее невесть какими роскошными яствами!

Хотя, сказать по правде, ничего вкуснее этого банного хлеба Васька в жизни не ел!

* * *

Ни Тимофееву-старшему, ни жене его в ту ночь не спалось. Они лежали в постели в своей комнате и прислушивались к шуму, который устроил их сын за стеной. Шел уже двенадцатый час, а Васька все возился и возился. Это было на него совершенно не похоже: обычно он в десять вечера уже спал, зато поутру просыпался в половине седьмого. Но сегодня что-то никак не мог угомониться.

Создавалось впечатление, будто сын играет в мяч: швыряет его то в потолок, то в стены, то бьет им об пол. Удары в пол выходили особенно тяжелыми. Еще удивительно, что нижние соседи до сих пор не пришли скандалить! Наверное, с дачного участка не вернулись.

Конечно, самое простое было бы посмотреть, что делает Васька, а потом просто загнать его в постель. В любой другой вечер Тимофеевы так бы и поступили. Но сегодня они почему-то не могли заставить себя пойти к сыну.

Ими овладел какой-то совершенно необъяснимый страх. Понятно, что ужасно глупо родителям бояться собственного ребенка, однако мама Васьки Тимофеева ничего не могла с этим чувством поделать.