Читать книгу "Парфюмер Будды - М. Дж. Роуз"

– Смотрится так, словно на крыльях весь груз печали по усопшим, и они никогда больше не расправятся.

Робби подошел к ней, обнял за плечи и прижал к себе.

– Ангелы всегда могут летать.

Она вдохнула сложный вихрь ароматов, витавший возле него. Прохладный воздух, дождь, яблоневый аромат и многое другое.

– От тебя пахнет, – сказала она, наморщив нос. – Так замечательно.

Она могла дать ему хотя бы это.

– Это мои образцы. То, над чем я работал. То, о чем я говорил тебе по телефону. У меня назначены встречи. Бэтфорд. Бендель. Барни. У нас тут связи.

– По поводу наших классических духов.

– Им интересно то, что есть у меня, Жас.

– Даже если так, у Дома Л’Этуаль нет денег, чтобы открыть новое подразделение.

– Я найду инвестора.

Она покачала головой.

– Я сделаю это, – настаивал он.

– Тысячи нишевых парфюмеров разоряются. Потребители не покупают новые изобретения дважды. И каждый день все новые ингредиенты запрещают ради защиты окружающей среды.

– Еще несколько лет, и парфюмерам из-за глобального потепления запретят использовать… Все эти возражения я уже слышал. Но всегда есть исключения из правил.

– Ты понапрасну тратишь время, – не сдавалась Жас. – Рынок переполнен. Если бы Дом Л’Этуаль был сейчас в моде, то возможно, но это не так. У нас есть линия духов, выдержавших испытание временем. Нам нельзя экспериментировать с нашей репутацией.

– Что бы я ни говорил, ты готова спорить, не так ли? Нельзя ли попридержать свой цинизм хотя бы на время? А что, если у меня есть решение? Что, если нам необязательно продавать нашу классику?

– Робби, пожалуйста. Ты должен подписать бумаги. Это единственная возможность спасти компанию, сохранить магазин и дом в Париже, остаться на плаву.

Он обошел ангела, положив руку на крылья, словно утешая его… или пытаясь удержать равновесие. Жас однажды видела фотографию Оскара Уайльда в возрасте двадцати девяти лет – столько же лет было сейчас Робби. На Уайльде был элегантный бархатный пиджак и красивые туфли. Прекрасный молодой человек, сидящий на роскошном стуле в окружении персидских ковров с книгой в руке, склонивший голову на руку и смотрящий на зрителя с нежностью и участием.

Брат смотрел на нее именно так.

– Мы должны банку три миллиона евро. Мы не можем заложить дом на Рю де Сен-Пер. Отец уже это сделал. Остается лишь продавать активы, – сказала Жас.

– Дом Л’Этуаль теперь принадлежит нам, тебе и мне. Он существует почти двести пятьдесят лет. Мы не можем его уничтожить. Ты только понюхай, над чем я работаю.

– Последние шесть лет ты провел в Грассе, в волшебном королевстве лавандовых полей, работая над хрустальными флакончиками ароматов, словно живешь сто лет назад. Какими бы замечательными ни были твои новые ароматы, на них не заработать тех денег, которые нам нужны. Придется продать «Руж» и «Нуар». Но и тогда в залоге останется дюжина классических ароматов.

– Ты даже не хочешь понюхать то, что я сделал, даже не разрешаешь мне попытаться предпринять меры и найти инвестора.

– У нас нет времени.

– У меня есть план. Пожалуйста, только доверься мне. Дай мне неделю. Кто-то должен влюбиться в то, что я создал. Настало время для таких ароматов. Мир настроен на них.

– Ты ужасно непрактичен.

– А ты недоверчива.

– Я реалистка.

Робби кивнул в сторону молчаливого ангела:

– Он грустит именно об этом, Жас.

Глава 5

Китай, Нанкин. 21.55

Когда Се вернулся в студию, там никого не оказалось, и он с благодарностью окунулся в тишину. Разложив перед собой инструменты, он приступил к работе, начатой в полдень. Сконцентрировавшись на кончиках пальцев, он постарался отключиться от мучительных и сомнительных мыслей. Се полностью отдался движению, жизнь его сосредоточилась на краю линий, покрывавших бумагу. Вскоре он перестал думать и слышать звуки, доносившиеся из открытого окна и коридора, ощущая только нежное скольжение кисти по листу бумаги.

Древнее искусство каллиграфии, в отличие от других традиций, дожило до настоящего времени, в основном благодаря Мао Цзэдуну, который понял, что в стране сотен диалектов каллиграфия, несмотря на элитарную историю, будет самым эффективным средством общения и стоит того, чтобы ее приспособить к современности. Диктаторский режим сделал каллиграфию универсальным средством общения, понизив ее с уровня высокого искусства до обыденности.

Некоторые художники придавали своим работам мятежные интонации, тушью и кистью выражая свои настроения. Се этого не делал. Его работы были аполитичны. В своей каллиграфии он не пытался кричать, но высказывался шепотом. И за пределами Китая нашлись те, кто его услышал.

Стиль Се отличался от традиционного тем, как он использовал печати. Обычно резная печать содержит инициалы художника, и для нее используются красные чернила или киноварь. Се использовал печати, чтобы скрыть в своих работах повествование. В течение многих лет он вырезал сотни таких печатей, дополняя каждую новыми изобразительными элементами: от натуралистичных листьев, цветов, облаков, лун до человеческих фигур, лиц, рук, губ, глаз, ног.

Работы молодого каллиграфа были выразительны, изысканны и замысловаты. И с каждой работой он рисковал своей жизнью, потому что в каждой новой печати скрывалась крошечная изогнутая линия: молния. Его второй автограф.

Это было послание, адресованное всем, кто знал, что искать: он не погиб, он все еще жив.

Несмотря на усилия Се, в самый разгар его вдохновенного состояния образ горящего монаха не давал ему сосредоточиться. Он редко терял контроль над собой. Пытаясь успокоить шум сознания, Се подавил воспоминание и направил волю в черную тушь. Обычно, когда он писал, то был совершенно свободен. Но не сегодня, когда бремя трагической жестокости казалось ему невыносимым.

Когда в студии работает много художников, кто-нибудь постоянно входит или выходит. Поэтому, когда открылась дверь и послышались шаги двух человек, Се не посмотрел в их сторону. Не теперь. Завершив цветочный сюжет, он оторвался от работы лишь тогда, когда услышал свое имя и поднял глаза с чувством досады. Он узнал голос Люй Чуня. Он знал, что эта встреча состоится в ближайшую неделю, но не ждал, что это случится сегодня вечером.

– За хорошим обедом профессор Ву, – Люй Чунь кивнул на своего спутника, – рассказал мне замечательные вещи о твоей последней работе.

Он подошел ближе, наклонился к плечу Се и посмотрел на незаконченный рисунок.

– И понимаю, почему.

Чунь постоянно что-то ел, жевал и глотал, издавая мелкие хлюпающие звуки. Как обычно, Се с раздражением услышал, что он сосет очередную конфетку.