Читать книгу "Земляничная тату - Лорен Хендерсон"

Свирепые вопли и грохот кувалды наконец стихли, но гудки не смолкали. Их какофонию прорезал вой сирены. Похоже, мои друзья водилы тоже услыхали ее, потому что мимо просвистели два желтых пятна и растворились вдали.

– Ку-ку, – напутствовал их Дон. – Ну вот… чего сказать-то? А, ну да. Добро пожаловать в Нью-Йорк.

Глава четвертая

Стоит войти в любую уважающую себя галерею как тебя окидывают оценивающим взглядом на предмет, способен ли ты отстегнуть пару штук (как минимум) на здешний шедевр. Дагги, у которого я выставляюсь в Лондоне, учит своих сотрудников в первую очередь обращать внимание на обувь посетителей. Он клянется и божится, что башмаки – самый надежный показатель богатства. Но, как правило, достается не только обуви – взгляд служителя изучит тебя с ног до головы, и если сотрудник достаточно опытен, ощущение такое, будто по самым чувствительным частям твоего тела провели стальной щеткой. Наверное, в случае положительного вердикта должно казаться, будто тебя ласкают шелковистые прикосновения хорошо обученных сексуальных рабов но, увы, прежде у меня не было возможности проверить эту гипотезу.

Девушка в приемной галереи «Бергман Ла Туш» была столь ошеломляюще красива, что один ее взгляд казался милостью для посетителя. Я по достоинству оценила ее ненавязчивый обыск – нет ли при мне папки и, следовательно, не являюсь ли я потенциальной проблемой под названием «начинающий художник».

– Привет! – воскликнула красавица доведенным до автоматизма бодрым голосом.

Акцент у девушки был вполне американский, а сама она являла смешение всех рас, из которых азиатская чуточку выдавалась. Гладкая кожа нежно-кофейного оттенка, как у дорогой замши, большие, темные миндалевидные глаза. Но лоб ее избороздили складки задумчивости.

– Простите, – вежливо сказала она, – я не могла вас где-то видеть?

На ней была светлая шелковая блузка и угольно-черные габардиновые брюки, волосы собраны в маленький пучок на затылке – и ни единого следа косметики. Девица выглядела до жути безупречно, что означало: штукатурки на ней больше, чем на мне, только наложила она ее куда более умело. Никаких драгоценностей, никаких украшений, если не считать серебряного завитка на ремне, но блузка и брюки сидели как влитые, а каждая прядь уложенных волос вилась в строго выверенном направлении. Нью-йоркский минимализм, доведенный до совершенства.

– Меня зовут Сэм Джонс, – сообщила я. – Участвую в следующей выставке.

– Ах да, конечно! Наверное, видела ваше фото в буклете. – Она явно обрадовалась, что я не жалкая попрошайка. – Привет, а меня зовут Ява. Ужас, до чего приятно познакомиться. Сейчас позову Кэрол, одну минуточку. По-моему, у нее сейчас нет совещания.

– Ява? – переспросила я, когда девушка вызвала хозяйку галереи. Она горестно улыбнулась. Я с радостью отметила, что зубы у нее острые и чуточку неровные. Столь неамериканское несовершенство обнадеживало.

– Моя мама голландка, из хиппи. А папа – кореец. Мама до сих пор не знает, откуда она взяла это имя.

– Может, с пачки кофе? – предположила я. – Еще повезло, что вас не назвали Мокко.

Улыбка Явы никуда не делась, но взгляд вдруг окаменел. Неужто обиделась? Но в следующий миг я сообразила, что она попросту меня не поняла.

– Простите? – переспросила Ява своим вежливым голоском.

– Ха! – гаркнул Дон у меня за спиной.

Насколько я поняла, это «Ха» было скорее веселым, чем пренебрежительным. Он отклеился от дверного косяка и зашаркал к нам.

– Английский юмор, – пояснил он Яве доверительно. – Сух как хер, – добавил Дон, обращаясь ко мне.

Я растерянно моргнула и сообразила, что Дон просто попытался воспроизвести невинную английскую поговорку «сухой, как херес», но, по своему обыкновению, проглотил все окончания.

– Как некоторые сорта хереса, – осторожно поправила я.

У меня уже слегка кружилась голова – и вовсе не из-за смены часовых поясов. Такое чувство, будто я участвую в сюрреалистических скетчах «Летающего цирка Монти Пайтона».

Ява благоразумно решила не развивать тему английского юмора.

– Сэм, это Дон, – сказала она. – Дон у нас готовит выставки.

– Правда? А по виду и не скажешь, что он такая важная шишка.

– Простите?

Застывший взгляд Явы снова сигнализировал: «не пойму, что это вы тут несете». Я вздохнула. Конечно, Ява – очень милая девушка, почти как незабвенная инсталляция Дэмиана Хёрста «Гниющая корова», хотя опарыши по ней и не ползают. У нее только с английским чувством юмора сложности, во всем остальном – очень, очень компетентная особа.

– Точняк! – ухмыльнулся Дон. – Подготовитель. А точнее, мальчик на побегушках. Ладно, – зевнул он, – пора искусство двигать. Еще увидимся.

По крайней мере, мне показалось, что он сказал именно это. Все окончания Дон, конечно же, проглотил. Согнувшись в три погибели и едва не загребая руками по полу, он поковылял к открытой двери прямо за огромным белым столом Явы. Сквозь дверной проем я видела стальные двери лифтов, сбоку шла лестница такого же угрюмого индустриального вида.

Дон нажал кнопку вызова лифта, и тут с лестницы донеслось металлическое клацанье. Через несколько секунд показалась дама на высоченных каблуках. Она проворно соскочила с последней ступеньки и посмотрела на Дона.

– Дон, не говори, что ты вызвал лифт только для того, чтобы спуститься в подвал, – недоверчиво сказала она.

– А ноженьки-то не казенные, – протянул Дон. Двери лифта с глухим лязгом открылись. – Карета того… подана. Пока-пока, леди.

– Наш Дон – большой оригинал, – сказала Ява. – Большой Дон. Но клиентам он нравится.

– Всем?

– Ну, – улыбнулась она, – многим. Остальные находят его деревенщиной. Да и одевается, как оборванец.

– Он и есть оборванец, – сказала Кэрол Бергманн. Она процокала прямиком ко мне и протянула руку. – Но работник каких поискать. Сэм! Привет! Вы ведь прилетели пару часов назад. Никак не ждала вас сегодня.

– Закинула вещи на квартиру и сразу сюда, – объяснила я, пожимая ей руку. – Решила, что если останусь дома, то засну и сложнее будет привыкать к новому времени.

– Пожалуй, это разумно.

Впервые я видела человека, который с такой прагматичностью относился бы к своей внешности. Короткие волосы Кэрол безжалостно зачесала назад; черный деловой костюм из тех, о которых забываешь, как только наденешь; косметики на ней не было вовсе – ни явной, ни скрытой. Единственная легкомысленная деталь – высокие каблуки, но Кэрол явно не считала их орудием обольщения. Скорее всего, грохоча каблуками, она надеялась распугать тех, кто стоит у нее на пути. К вам на всех парах мчится курьерский поезд – вот о чем грохотали каблуки.