Читать книгу "Резинки - Ален Роб-Грийе"

— Поспешите, мсье, сейчас будем разводить! — кричит ему мужчина.

Валлас, проходя мимо него, говорит, кивая:

— Не жарко сегодня утром!

— Начинается, — отвечает мужчина.

Буксир в знак приветствия издает негромкий стон; поверх металлических конструкций Валлас замечает рассеивающийся клуб пара. Он толкает дверцу. Электрический звонок предупреждает, что матрос на другом конце включает лебедку. В тот момент, когда Валлас прикрывает дверцу, поверхность моста позади него размыкается, в шуме мотора и шестерен настил начинает подниматься.

Валлас попадает, наконец, на очень широкую городскую артерию, она очень похожа на Циркулярный бульвар, который он покинул на рассвете, если не считать канала, вместо которого здесь тротуар, обсаженный совсем молодыми деревцами; стоящие вплотную шести- или семиэтажные дома, чередующиеся с более скромными, почти деревенского вида зданиями и строениями явно промышленного предназначения. Валлас удивлен такому скорее пригородному смешению. Перейдя через улицу, чтобы пойти направо в этом новом направлении, он читает с возрастающим удивлением на угловом доме название улицы: «Циркулярный бульвар». И озадаченно вертит головой.

Не может быть, чтобы он дал круга, поскольку начиная с улицы Землемеров все время шел прямо; наверное, взяв слишком к югу, он обошел целый район. Надо будет спросить дорогу.

Прохожие спешат по своим делам, Валлас предпочитает не смотреть на них. Он останавливает свой выбор на женщине в фартуке, которая на той стороне моет тротуар перед своим магазинчиком. Валлас подходит, но не знает, как спросить: на настоящий момент у него нет точной цели; что же до полицейского управления, куда он должен отправиться позже, ему не хочется упоминать о нем, не столько из профессиональной осторожности, сколько из желания остаться при удобном нейтралитете вместо того, чтобы легкомысленно пробудить страх или просто любопытство. То же самое и с Дворцом Правосудия: ему было сказано, что он находится напротив главного комиссариата, но он не обладает какой-то особой достопримечательностью, во всяком случае, ее недостаточно, чтобы мотивировать интерес, который он мог бы к нему выказать. Женщина, увидев его рядом с собой, выпрямляется; она останавливает движение своей швабры.

— Извините, мадам, скажите, пожалуйста, как пройти к центральной почте?

Немного подумав, она отвечает:

— Центральная почта; а что вы называете центральной почтой?

— Я хотел сказать «большая почта».

Вопрос, кажется, не очень удачный. Вполне может быть, что в городе несколько больших почтовых отделений и ни одно из них не расположено в центре. Женщина разглядывает свою щетку-швабру и говорит:

— Тут рядом есть почта, на бульваре. (Она указывает направление подбородком.) Мы туда обычно ходим. Но в это время она закрыта.

В его вопросе был все-таки смысл: тут есть только одна почта с круглосуточным телеграфом.

— Вот я и говорю, есть, должно быть, открытая почта, откуда можно отправить телеграмму.

Кажется, что, к несчастью, это сообщение пробудило у женщины симпатию.

— Так вам надо отправить телеграмму?

Она оглядывает свою швабру, тогда как он думает выйти из положения с помощью малоубедительного «да».

— Надеюсь, ничего страшного? — говорит дама.

Вопрос был поставлен не в собственно вопросительной форме, а скорее как немного недоверчивое вежливое пожелание; но затем она замолчала, и Валлас вынужден отвечать.

— Нет, нет, — говорит он, — благодарю вас.

Опять ложь, потому что сегодня ночью скончался человек. Следует ли ему говорить, что он ему не родственник?

— Ну если это не срочно, — говорит женщина, — вон там почтовое отделение, оно откроется в восемь часов.

Вот что значит придумывать истории. Кому посылать ему телеграмму, о чем сообщать? Каким изворотом вернуться назад? При виде неудовлетворенного выражения его лица дама в конце концов добавляет:

— Есть почта на авеню Кристиана-Шарля, но я не знаю, открывается ли она раньше других; и потом если вы отсюда пойдете…

Теперь она внимательно его рассматривает, как бы взвешивая его шансы достичь цели до восьми часов; затем отводит глаза и снова начинает наблюдать за кончиком своей щетки-швабры. Из одного пучка, наполовину растрепавшегося, торчит несколько травинок пырея. Наконец она сообщает о результатах осмотра:

— Мсье, вы не здешний?

— Нет, — признается Валлас с сожалением, — я недавно приехал. Покажите мне дорогу к центру, я там разберусь.

К центру? Женщина пытается сообразить, где же он; смотрит на свою швабру, затем на ведро с водой. Поворачивается к улице Янека и жестом указывает в том направлении, откуда идет Валлас.

— Вот по этой улице. После канала повернете налево, на Берлинскую улицу и дойдете до площади Префектуры. Потом пойдете по авеню; все время прямо.

Префектура: вот о чем нужно было спрашивать.

— Спасибо, мадам.

— Знаете, это совсем рядом. А еще лучше дойти до трамвая, вон там, видите…

— Нет, нет, я быстро, зато согреюсь! Спасибо, мадам.

— Не за что, мсье.

Она окунает швабру в ведро и снова принимается тереть тротуар. Валлас идет в обратном направлении.

Восстановился нормальный ход событий. В настоящий момент служащие выходят из своих домов, держа в руке портфель из искусственной кожи с тремя традиционными сандвичами, чтобы заморить червячка в обед. Переходя через порог, они поднимают глаза к небу и уходят, затягивая вокруг шеи вязаные коричневые шарфы.

Валлас ощущает холод на своем лице; еще не время для сильных морозов, из-за которых лицо застывает в болезненной маске, но уже ощущается, что в тканях начинается что-то вроде сужения: лоб стягивается, волосы наползают на брови, виски пытаются сомкнуться друг с другом, мозг хочет ужаться до ровной безобидной кучки между глаз, чуть повыше носа. Тем не менее чувства отнюдь не оцепенели: Валлас остается очень внимательным свидетелем спектакля, который нисколько не потерял упорядоченности и непрерывности; наоборот, быть может, линия становится более неукоснительной, отказываясь мало-помалу от прикрас и мягкости. Но так же, быть может, эта чертежная точность лишь иллюзия, вызванная пустым желудком.

Сзади Валласа слышен шум приближающегося дизельного двигателя… Шум в конце концов полностью заполняет его голову, и вскоре его обгоняет, таща за собой облако удушливого дыма, тяжелая грузовая машина.

У белого шлагбаума, при входе на разводной мост, который как раз заканчивают сводить, стоит, сойдя с велосипеда, какой-то человек. Валлас останавливается рядом с ним и они вместе наблюдают, как исчезает нижняя часть настила. Когда они снова видят поверхность моста, велосипедист приоткрывает дверцу и направляет в нее переднее колесо. Поворачивается к Валласу: