Читать книгу "Конан и демоны степей - Дуглас Брайан"

Эйке, как достоверно было известно господину Церингену, — представлял собою сущего теленка. Он был сыном одного богатого торговца, ныне покойного, и совсем недавно принял в свои еще неокрепшие руки бразды правления делами отца. Для целей Церингена такой компаньон был настоящей находкой — состоятельный, неопытный, восторженный.

Но вот незадача — на беду отыскался у Эйке сводный брат, сын отцовой наложницы и наверняка беглый раб. О его существовании Эйке узнал случайно, когда разбирал документы, оставшиеся от покойного отца. Будучи глуп (Церинген настаивал на этом определении), Эйке вознамерился восстановить свою семью. Мол, брат — родная кровь…

Брат этот (чтоб ему провалиться в преисподнюю, к демонам в глотку и глубже того!) оказался сущим пройдохой. Не стоило тратить на сыщиков и гроша, чтобы обзавестись подобным родственничком, а неразумный Эйке выложил не один десяток золотых — и все ради того, дабы выудить из самых вонючих трущоб Хоарезма своего непутевого сводного брата Тассилона, черномазую морду.

Эйке обрадовался новообретенному родственнику, приветил в своем доме, посвятил в торговые и прочие дела. Словом, признал за близкую родню.

И вот этот-то прожженный, битый-перебитый, все на свете, кажется, испытавший братец Тассилон и вмешался в замечательные затеи господина Церингена, многоуважаемого торговца из Хоарезма. Всунул, куда отнюдь не просили, свой сломанный в драке нос, вынюхал благовония, коими умащали драгоценных рабынь, а затем решительно внес собственные изменения в столь превосходно задуманный план. И под конец… О том, что случилось под конец всей этой истории, господин Церинген старался не вспоминать, хотя как тут забудешь! Этот самый сводный братец Эйке, этот проклятый Тассилон, да разорвут его чрево демоны преисподней, — этот Тассилон лишил господина Церингена всех его мужских достоинств. Проклятые девчонки, освобожденные рабыни, скрылись. И уж конечно, Тассилон с Эйке помогли им попасть домой, откуда они были с такими трудами похищены. А одну из них, красавицу Одилию, робкую и кроткую, Эйке оставил себе. Не для утех — он взял ее в жены. Как такое пережить?

Вечное проклятье Тассилону! Вечное проклятье его легковерному и добросердечному братцу Эйке! И распутной Одилии — тоже! И еще одной женщине, о которой и вспоминать-то неприятно…

Элленхарда — вот как зовут узкоглазую разбойницу, подругу Тассилона, гирканку. Почти черна от загара, волосы вымазаны салом и заплетены в тонкие, как плетки, косицы, а к концам их привешены колокольчики, колечки, тряпичные куколки, кусочки меха, звериные коготки… Женщина-воин, наружностью страшная, как смерть от заражения крови, нравом лютая, словно гирканская зима во время снежной бури, и в общении неприятная, точно пукающая жаба. А Тассилону была эта уродина дороже собственной жизни. Чего ожидать от черномазого, если большую часть своей никчемной жизни он провел в трущобах!

Проклятые, проклятые… И ведь ничего с ними не делается — живут себе припеваючи в богатом доме Эйке в Хоарезме, неподалеку от дворца самого правителя. И поставляют шелка ко двору. Говорят, старший сын правителя, Хейто, в этих шелках ходит.

У принца Хейто — падучая болезнь, да и вообще он юноша очень нервный, склонный к припадкам ярости. А как наденет на голое тело шелковую рубаху, сшитую из товара, поставляемого Эйке, так и успокаивается. Какой-то особенный шелк, ласковый и прохладный. «Меня словно волшебные пери ладошками по коже гладят», — так объяснял свои ощущения наследник после очередного укрощенного припадка.

Ну почему этому Эйке такое везение?! Почему боги не отомстят ему за то, что он со своим братом-разбойником сотворил с Церингеном?

Постыдная тайна тяготила Церингена. Единственное, на что он надеялся, — смерть всех его недругов принесет ему успокоение.

Свою сладкую месть он начал с Эйке, благо тот жил в Хоарезме и совершенно не скрывался. Считал, видимо, что во всем прав — а правому незачем таиться и прятаться.

Вот и посмотрим, кто здесь прав и кому следовало бы зарыться в землю по самые уши!

* * *

Светлейший Арифин, Венец Ученых, никогда не открывал свое истинное лицо перед непосвященными. Но здесь, как ему сказали, не следует таиться. Дом, куда его пригласили, славен и богатством, и щедростью, и почтением к ученым мужам. Кроме того, хозяин этого дома поражен тяжелым душевным недугом и жаждет очищения. Он ищет знания и рвется вступить в тайный орден, о котором обладает, как и всякий обыватель, весьма смутными представлениями.

Обычным смертным Арифин представал как мелкий лавочник, торговавший в портовой улочке Хоарезма сладкими булками, холодной фруктовой водой, разными травками для жевания, полезными для зубов и бодрости духа, а также забавными амулетиками в виде морских змеек, ракушек и кораблей, вырезанных на скорую руку из кости, дерева и перламутра. Вся это вполне невинная торговля позволяла ему иметь широкие связи, не вызывая ни малейших подозрений.

Ибо под внешностью добродушного, лысоватого, бородатого крепыша с добрыми глазами скрывался Верховный жрец тайного Ордена Павлина, раскинувшего свои сети по всем крупным портовым городам. Имелись адепты этого учения и в Хауране, и в Пунте… Но центром их по праву считался Хоарезм — оживленный торговый город, лежащий на перекрестье путей, ведущих в Вендию, город, где всегда бурлила жизнь и решались, как мнилось многим, судьбы всего мира.

— Входи, входи, почтенный, — кланялся Арифину слуга, наученный господином заранее (обычно мелочные торговцы и разносчики недорогого товара встречали в этом доме совсем другой прием). — Господин Церинген давно ждет тебя. Проходи, прошу тебя, в эти покои…

С подозрением оглядев холеного, одетого во все белое, босоногого слугу с безупречно чистыми ступнями ног и выкрашенными красным ногтями, Светлейший Арифин ступил в прохладу покоев дома Церингена. Со всех сторон глядели на него изображения птиц, бабочек, цветов. В маленьком бассейне посреди мраморного пола плескали золотые рыбки.

Слуга бесшумно скользил впереди по холодным плитам. Шлепая дешевыми сандалиями, Арифин едва поспевал следом за проворным слугой. Его смуглая лысинка покрылась каплями пота, а от внезапного перехода с уличной жары в полумрак и прохладу богатого дома Светлейшего бросило в дрожь. Тем не менее он не позволил жалкой плоти одерживать верх над высоким духом, и дрожь постепенно улеглась, укрощенная кратким молитвенным заклинанием.

Господин Церинген ждал почтенного гостя в шелковых апартаментах, удобно устроившись в креслах между тоненьким столиком из красного дерева и изящным резным шкафчиком, полным тонкой полупрозрачной посуды, которой никогда не пользовались, — изделиями умельцев Кхитая.

— Любезный… э-э… Почтенный… Достопочтенный мой и дражайший Арифин! — захлопотал Церинген навстречу гостю.

— Мой титул — Светлейший Венец Ученых, — негромко произнес Арифин, останавливаясь посреди покоев.

— Церинген… э-э… Хоарезмийский, — представился торговец шелком и, привстав, склонил голову.

Оба замерли, рассматривая друг друга.