Читать книгу "Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров"

объяснение. Долгое время (Х–XIII вв.) указанная зона была приграничной. Возникавшие здесь города-крепости активно участвовали в Реконкисте, а потому получали от короны значительные привилегии. Еще одной важной их особенностью было наличие обширных сельских округ, приобретенных в результате завоеваний. Вместе с городом-центром они составили «сообщества города и деревень» (Comunidades de la Villa y Tierra), что было нехарактерно для экономически развитых городов севера.

Своеобразен был и состав городской верхушки, монополизировавшей руководство местным самоуправлением в конце XII — начале XIII в. Она состояла не из купцов и состоятельных ремесленников, которых здесь было немного, а из относительно небогатых земледельцев и скотоводов, несших военную службу в коннице — все тех же конников-вилланов, составлявших аграрный патрициат. Наделенная широким спектром льгот и привилегий, эта социальная группа по своему статусу и некоторым чертам образа жизни сближалась с низшим слоем наследственной знати — инфансонами и идальго. Однако она не получала земельных держаний бенефициального типа и не могла автоматически передавать свои права по наследству. В этом смысле представители городской верхушки составляли единое целое с массой весино.

* * *

Вклад Л. Гарсия де Вальдеавельяно, внесенный в развитие концептуальных принципов, выдвинутых К. Санчесом-Альборносом, следует, пожалуй, считать наиболее значимым. Однако нельзя не отметить и тех исследований, которые были осуществлены другими учениками выдающегося медиевиста, прежде всего аргентинскими. В числе тех, чье научное формирование происходило в стенах Института истории Испании при Буэнос-Айресском университете, были И льда Грассотти, Кармела Пескадор, Нильда Гуглиельми и Мария дель Кармен-Карле. Под руководством К. Санчеса-Альборноса каждая из них разрабатывала конкретный круг проблем применительно к периоду, непосредственно продолжавшему тот, который был выделен маэсто для себя (те самые «охотничьи угодья»), т. e. XI–XIV вв.

Так, И. Грассотти изучала вопросы, связанные с характеристикой «особого» кастильско-леонского общества как общества «нефеодального». Помимо серии небольших работ частного характера (позднее переизданных в тематических сборниках)[105], она является автором фундаментальной монографии «Феодально-вассальные учреждения Леона и Кастилии» (1969). В последней материал подразделяется на две большие части, первая из которых посвящена характеристике института вассалитета[106], а вторая — форм материального вознаграждения вассала со стороны сеньора[107]. В основе работы лежит огромный фактический материал, как почерпнутый из эрудитских изданий XVII–XVIII вв. и коллекции фотокопий, сделанных К. Санчесом-Альборносом в период, предшествовавший его эмиграции, так и самостоятельно собранный автором в период ее командировки в Испанию в 1962–1963 гг.

Уже на первых страницах книги, декларируя сугубую приверженность методологическим принципам Ф.-Л. Гансхофа в противовес социальной истории М. Блока[108], И. Грассотти тщательно анализирует правовую терминологию, определявшую сеньориально-вассальные отношения («fidelis», «vassallus», «miles», «hominium», «juramentum», «honor», ««feudum», «praestimonium» и др.), и на этом уровне отмечает те принципиальные черты, которые, по ее мнению, отличают скрывающиеся за этими терминами испанские реалии от реалий за-пиренейских. В развернутом описании соответствующих институтов историк обосновывает свою основную идею: феодально-вассальные учреждения Леона и Кастилии не являлись феодальными по своей сути. Они лишь воспроизводили внешние признаки, заимствованные от аналогичных по названию (но не по характеру!) запиренейских учреждений.

Уверенно фиксируя факт присутствия в Кастилии и Леоне сеньориального режима, И. Грассотти тем не менее отказывает в праве на таковое режиму феодальному. Оказывается, что настоящие феодальные отношения на Пиренейском полуострове (разумеется, за исключением Каталонии) просто «не успели» сложиться, и испанский феодализм так и остался «незрелым». Частноправовые узы феодального типа не охватили весь господствующий класс снизу доверху; власть сохранила публично-правовую природу. Прежде всего эта особенность, считает историк, прослеживается в случае королевской власти. Несмотря на неоднократные кризисы, периоды ослабления и уступок «феодалам», она никогда не обретала того почти чисто формального характера, который был свойствен юрисдикции запиренейских королей феодальной эпохи. Филигранный анализ понятий «naturaleza» и «sennor natural» призван показать особый характер сеньориальной власти короля, которая, как доказывает И. Грассотти, никогда не утрачивала своих публичных основ, лишь укрепленных впоследствии рецепций концептуальных принципов Юстинианова римского права[109]. В середине же XIV в., в правление Альфонсо XI (1312–1350), окончательно возобладали центростремительные тенденции[110].

При всей обширности аргументации и неоспоримой точности ряда наблюдений, сделанных историком, нельзя не обратить внимание и на некоторые другие особенности ее методологии, ставящей под сомнение ряд ключевых выводов работы. Так, бросается в глаза некоторая изначальная заданность авторских рассуждений. Обращу внимание лишь на два момента, представляющиеся мне особенно показательными. Во-первых, собрав, без преувеличения, огромный фактический материал, И. Грассотти, однако, изначально декларирует неоспоримость основных идей своего учителя, и прежде всего представления о «незрелости» кастильско-леонского феодализма. На протяжении всей работы ссылки на работы К. Санчеса-Альборноса по значению оказываются едва ли не равноценными сноскам на источники.

Во-вторых, пожалуй, столь же некритична автор и по отношению к концептуальным представлениям Ф.-Л. Гансхофа. Модель бельгийского историка, выстроенная главным образом на материале Северо-Западной и Центральной Европы (Англия, Северная Франция, германские земли), в качестве эталона прикладывается к испанским, т. е. южноевропейским, институтам. Чем дальше, тем в большей мере ощущается незнание автором территориально и культурно много более близкого итальянского и южнофранцузского материала. Следует признать, что в 60-х годах XX в., когда создавалась ее книга, соответствующие институты еще не были изучены достаточно досконально. Лишь в 70–80-х годах научное сообщество окончательно отойдет от идеи противопоставления «классического» и «неклассического» феодализма. Но И. Грассотти оставалась в плену старых подходов, обернувшихся преувеличением значения формального в ущерб сущностному.

Главный же вывод масштабной работы декларируется на первых же ее страницах: испанское средневековое общество было «особым» (как будто бывали общества неособые?..). Тем самым историк сводила собственные задачи лишь к комментированию заданного постулата. И этот подход был свойствен не только И. Грассотти. Из него исходила и автор другой фундаментальной монографии — К. Пескадор, на протяжении четырех лет (1961–1964) большими частями публиковавшейся на страницах основанного К. Санчесом-Альборносом журнала «Тетради по истории Испании». В этой работе в противовес запиренейскому «феодальному» рыцарству исследовательница создала впечатляющую картину рыцарства «народного» (la caballería popular)[111]. В своем кратком вступлении к работе ученицы историк определял ее как «одно из наиболее важных исследований, которые до этого момента появлялись на… страницах» журнала[112].

Исследовательница ставила целью показать, что существует «множество определенных и интересных данных о …рыцарях, народных по своему характеру, не являвшихся знатными, чье происхождение и эволюция коренятся в самых глубинных проявлениях политической и социальной организации нашего Средневековья, как в том, что касается истоков и развития муниципия, так и в отношении организации государства»[113]. Далее, в ходе пространного анализа научной литературы о европейском рыцарстве, К. Пескадор приходит к выводу о том, что в период раннего Средневековья незнатное рыцарство существовало