Читать книгу "Цветы зла - Шарль Бодлер"

Мы не знаем ничего равного этому восхитительному отрывку, кроме стихов Li-tai-pè, так хорошо переведенных Джудит Вальтер, в которых китайская императрица влачит складки своего белого атласного платья по малахитовой лестнице, осыпанной алмазными лучами луны. Только лунатик мог так понимать луну и ее таинственное очарование.

Слушая музыку Вебера, сначала испытываешь ощущение магнетического сна, что-то вроде успокоения, незаметно уносящего из действительной жизни; затем вдали вдруг зазвучит странная нота, заставляющая с беспокойством насторожиться. Эта нота подобна вздоху из волшебного мира, голосу невидимо зовущих духов. Оберон начинает трубить в свой рог, и открывается волшебный лес, уходящий в бесконечность голубоватыми аллеями, населенный всеми фантастическими существами, описанными Шекспиром в его «Сне в летнюю ночь», — и сама Титания появляется в прозрачном платье из серебряного газа.

Чтение «Маленьких поэм в прозе» часто производило на меня подобное же впечатление: одна фраза, одно-единственное слово, капризно выбранное и помещенное, вызывало целый неведомый мир забытых, но милых образов, оживляло воспоминания прежнего далекого существования и заставляло предчувствовать вокруг таинственный хор угасших идей, шепчущих вполголоса среди призраков беспрестанно отделяющихся от мира вещей. Другие фразы, болезненно-нежные, подобно музыке, шепчут утешения в невысказанных горестях и неизлечимом отчаянии; но надо быть осторожным: они могут вызвать в вас тоску по родине подобно тому, как пастуший рожок заставил бедного швейцарского ландскнехта из немецкого отряда в гарнизоне Страсбурга переплыть Рейн; он был пойман и расстрелян «за то, что слишком заслушался альпийского рожка».

20 февраля 1868 г.

Теофиль Готье

ЦВЕТЫ ЗЛА[3]

Непогрешимому поэту,

Всесильному чародею французской литературы,

Моему дорогому и уважаемому учителю и другу

ТЕОФИЛЮ ГОТЬЕ

Как выражение полного преклонения

Посвящаю эти БОЛЕЗНЕННЫЕ ЦВЕТЫ.

Ш.Б.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Безумье, скаредность, и алчность, и разврат

И душу нам гнетут, и тело разъедают;

Нас угрызения, как пытка, услаждают,

Как насекомые, и жалят и язвят.

Упорен в нас порок, раскаянье — притворно;

За все сторицею себе воздать спеша,

Опять путем греха, смеясь, скользит душа,

Слезами трусости омыв свой путь позорный.

И Демон Трисмегист[4], баюкая мечту,

На мягком ложе зла наш разум усыпляет;

Он волю, золото души, испепеляет,

И, как столбы паров, бросает в пустоту;

Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья

И, смело шествуя среди зловонной тьмы,

Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы

Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;

Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет

В вертепе нищенском иной гуляка праздный,

Мы новых сладостей и новой тайны грязной

Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;

У нас в мозгу кишит рой демонов безумный,

Как бесконечный клуб змеящихся червей;

Вдохнет ли воздух грудь — уж Смерть клокочет в ней,

Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.

До сей поры кинжал, огонь и горький яд

Еще не вывели багрового узора;

Как по канве, по дням бессилья и позора,

Наш дух растлением до сей поры объят!

Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих,

Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,

Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей,

Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих,

Нет криков яростных, но странно слиты в нем

Все исступления, безумства, искушенья;

Оно весь мир отдаст; смеясь, на разрушенье,

Оно поглотит мир одним своим зевком!

То — Скука! — Облаком своей houka[5]одета,

Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.

Скажи, читатель лжец, мой брат и мой двойник,

Ты знал чудовище утонченное это?!

СПЛИН И ИДЕАЛ

I

БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Лишь в мир тоскующий верховных сил веленьем

Явился вдруг поэт — не в силах слез унять,

С безумным ужасом, с мольбой, с богохуленьем