Читать книгу "Съедобная история человечества. Еда как она есть – от жертвоприношения до консервной банки - Том Стендейдж"

Чтобы расширить выбор брачных партнеров и обеспечить дополнительную страховку от нехватки продовольствия, группы охотников-собирателей могут объединяться с другими группами. При необходимости одна группа может поделиться частью своих запасов пищи с группой, с которой она связана брачными узами. Такое взаимодействие особенно проявлялось на больших праздниках в период сезонного переизбытка пищи. Для охотников-собирателей подобные праздники – универсальный механизм, позволяющий устраивать браки, выполнять социальные ритуалы, петь и танцевать. Пища, таким образом, связывает сообщества охотников-собирателей, помогает налаживать связи как внутри групп, так и между ними.

Тем не менее важно не романтизировать образ жизни охотников-собирателей чрезмерно. «Открытие» такой выжившей группы европейцами в XVIII в. привело к созданию идеализированного портрета «благородного дикаря», живущего в нетронутом Эдеме. Когда Карл Маркс и Фридрих Энгельс разработали учение коммунизма в XIX в., они вдохновлялись описаниями Льюиса Х. Моргана, американского антрополога, который изучал индейские общины. Но даже если жизнь охотников-собирателей была более неторопливой и равноправной, чем жизнь большинства остальных людей, она отнюдь не всегда была идиллической. В качестве средства демографического контроля использовался инфантицид (убийство детей. – Прим. перев.), между группами охотников-собирателей нередко возникали конфликты с многочисленными (доказанными) случаями насильственной смерти, а иногда даже каннибализма. Представление о том, что охотники-собиратели живут в идеальном мире, заманчиво, но неправильно. Понятно, что структура этого общества, в основном определявшаяся характером питания, поразительно отличается от современного общества. Поэтому, когда люди начали заниматься сельским хозяйством и характер продовольственного снабжения стал принципиально другим, изменилось все.

Выход на сцену «большого человека»

Когда люди начали постепенно входить в оседлый образ жизни, первые деревни были все еще эгалитарными общинами. Археологические исследования показали, что самые ранние деревни, как правило, населяли не более ста человек. Жили в них в хижинах или домах одинаковой конструкции и размера. Однако новый образ жизни и сельское хозяйство изменили привычные правила, не дававшие людям добиваться богатства и статуса. Социальные механизмы, которые были разработаны для подавления врожденного стремления человека к иерархической организации, начали разрушаться (это хорошо видно на примере обезьян и многих других животных). Чем меньше вы начинаете перемещаться, тем быстрее появляется возможность накапливать излишки продуктов и других товаров. Очевидными становятся первые признаки социальной дифференциации: некоторые жилища отличаются большими размерами, престижными предметами – такими, например, как редкие раковины или декоративные резные изделия. В отдельных захоронениях обнаружены ценные вещи, чего нет в других могилах. Все это свидетельствует о том, что понятие частной собственности появилось очень быстро – нет смысла владеть статусным предметом, если необходимо делиться им. Таким образом, с появлением более богатых людей, чем все остальные, зарождается социальная иерархия.

В некоторых местах движение в эту сторону началось до появления сельского хозяйства, когда охотники-собиратели оседали в постоянных деревнях, расположенных в особенно богатых продовольственными ресурсами районах. Но все же наиболее широкое распространение этот процесс получил благодаря сельскому хозяйству. В Китае ранние сельскохозяйственные деревни возникли в верховьях реки Янцзы, в районе, где около 4000 г. до н. э. был одомашнен рис. Среди 208 раскопанных захоронений было найдено несколько могил с дорогими предметами культа, в то время как в других не было ничего, кроме останков тел. Точно так же раскопки 128 могил (около 5500 г. до н. э.) в Тель-ас-Савване (сейчас регион северного Ирака) свидетельствуют о четкой иерархии в обществе. В некоторых могилах были обнаружены резные алебастровые украшения, бусы из экзотических камней, керамика, в других же не было никаких ценных предметов. В каждом случае картина одинакова: принятие сельского хозяйства ведет к социальной стратификации – сначала не очень выраженно, затем все более и более отчетливо.

Легко увидеть, как различия в эффективности и продуктивности сельскохозяйственного производства разных семей, а также умение хранить необходимые продукты (особенно зерновые) в сухости, заставляли людей все больше склоняться к утверждению того, что продукция – их собственность. А так как ее излишки могли быть проданы или выменяны на любые другие предметы, то это уже равнялось богатству. Но деревня, в которой некоторые жители сумели накопить больше еды и безделушек, чем другие, была все еще далека от сложной социальной иерархии первого города, где правящие элиты по закону присваивали излишки, а затем распределяли ту часть, которую они не потребляли сами. И все же как появились эти влиятельные лидеры и как они в конечном счете стали контролировать сельскохозяйственные излишки?

Важный шаг на пути от эгалитарной деревни к стратифицированному городу – это, вероятно, появление «больших людей», которые получили контроль над потоками излишков продуктов питания и других товаров, а также сформировали группу иждивенцев или последователей. Удивительно, но основное оружие «большого человека» того времени – это убеждение, а не угрозы, щедрость, а не насилие. Одаривая других, он как бы одалживает их, и они должны ответить взаимностью – более щедрыми подарками в будущем. Такими подарками чаще были продукты. «Для нашего благополучия нужно как можно больше производить продуктов, а их излишками одаривать затем других» – так, видимо, «большой человек» убеждал свою семью. Впоследствии, получив взамен больше еды, чем в свое время дал, какую-то часть он мог оставить своей семье, а затем излишки снова дать другим, возложив тем самым на них дальнейшие обязательства. Этот процесс можно наблюдать еще и сегодня, поскольку в некоторых частях мира по-прежнему существует культура «больших людей».

В Меланезии «большой человек» может взять несколько жен и с их помощью увеличить свои ресурсы. Одна жена будет работать в огороде, другая – собирать древесину, третья – ловить рыбу и т. д. Затем он расчетливо распространит эти ресурсы среди нуждающихся людей и, втянув их в свою долговую сеть, вынудит их принять кабальные обязательства. Этот процесс стимулирует интенсификацию производства продуктов питания. Завершается он большим праздником, на котором наш герой старается умножить свое влияние. Он приглашает не только своих, но и людей, находящихся за пределами его круга, и даже из других деревень. Одним словом, всех, кого можно затянуть в свою долговую сеть и сферу влияния. Постепенно «большой человек» становится самым влиятельным членом сообщества. Соперничество между «большими людьми» ускоряет процесс, поскольку они конкурируют между собой и стараются проводить самые большие праздники, чтобы накопить как можно больше «кредитов».

Значит ли это, что «большие люди» богаты и ленивы? Отнюдь нет. Для «большого человека» богатство – не то, на чем можно сидеть, а то, что полезно, что можно отдать другим. В некоторых случаях они могут оказаться беднее своих последователей. Например, на Аляске в северных эскимосских группах наиболее уважаемые китобои несут ответственность за торговлю с группами охотников и, следовательно, контролируют распределение ценных предметов своей группы. Но так как они должны отдавать все, что получают, и не могут отказать в просьбе о помощи, они часто оказываются материально менее состоятельными, чем их последователи. «Большие люди» тоже должны много работать. По словам одного исследователя, в Меланезии «большой человек» должен работать усерднее всех остальных, чтобы поддерживать свои запасы еды. Кандидат на престиж не может почивать на лаврах – надо регулярно устраивать большие праздники и накапливать кредиты, трудиться с утра и до вечера».