Читать книгу "Индия. На плечах Великого Хималая - Дмитрий Григорьев"

Родители рассказывали, что я был самодостаточным ребенком: мог спокойно играть сам с собой долгими часами, без участия сверстников или взрослых. Я этого не помню. Моя память еще не обмелела до такой степени, чтобы увидеть на ее дне радости и печали раннего детства. Но несколько эпизодов остались в ней со всеми мельчайшими деталями.

Однажды (мне тогда было около пяти лет), копаясь в песочнице, я нашел настоящий драгоценный камень, удивительный кристалл, в темном теле которого искрились многочисленные радуги. Игра света завораживала, я мог смотреть в него бесконечно. Вернул меня в этот мир голос бабушки, она сидела неподалеку на скамейке: «Дима, чего ты там делаешь?» Я вздрогнул, рука, в которой был камень, непроизвольно дернулась, и он соскользнул с ладони. Он упал, но ни в песке, ни на земле его не было. Я перекапывал песок, я отказывался идти домой, пока его не разыщу, но бабушка пообещала, что после обеда я смогу продолжить поиски. После обеда в песочнице играли дети, но и они кристалла не видели. Я ничего не нашел, но до сих пор уверен, что потерянный мной камень существует. Так совпало, что вечером этого же дня я читал книжку, в которой два мальчика путешествовали к Синим горам, а полуслепой дедушка тыкал в кастрюлю шилом, пытаясь найти дырки, чтобы их запаять, но кастрюля была настолько ветхой, что шило проделывало новые дыры. И летом, гуляя по пляжу в Комарово, я видел за краем моря вершины синих гор. Это я помню.

Но в детстве меня звала к себе Африка. Мы жили на Васильевском острове, в тихом районе неподалеку от Смоленского кладбища, и меня рано стали отпускать из дома одного. На кладбище мы с друзьями лазали по деревьям и десятки раз убивали друг друга из игрушечных пистолетов и автоматов. Один раз мой приятель на берегу реки Смоленки нашел плот: видимо, рабочие, строившие набережную где-то выше по течению, непрочно его привязали. Я сбегал домой за продуктами, оставил записку: «Мама, не волнуйся, мы с Валей и Юрой отправились в путешествие». Доски были нашими веслами, а высохшая ветка — мачтой. Тогда Африка была близко. Однако на выходе в залив нас поймали какие-то дядьки и сняли с плота. Я вернулся домой раньше родителей, так и не побывав в Африке.

Это было первое самостоятельное путешествие. И оно отличалось от путешествий со старшими. Я ведь ходил с родителями в походы на байдарках, выезжал с отцом на охоту, но во всех случаях свобода выбора пути была в значительной степени ограничена взрослыми. Зато после семнадцати лет начался самостоятельный, исчисляемый тысячами километров, автостоп преимущественно на Юг или на Восток.

В одной из энциклопедий по психиатрии, а в те времена у многих моих друзей, не желающих служить в армии, такие энциклопедии были чуть ли не настольными книгами, я прочитал о дромомании (от греч. dromos — бег и mania — безумие). Еще эта болезнь называется пориомания, вагабондаж и выражается в «непреодолимом, приступообразно возникающем бесцельном стремлении к перемене мест, переездам, бродяжничеству. Неодолимая потребность к скитанию продолжается дни и недели».

Каждую весну у меня начинались эти «приступы» и оканчивались лишь осенью. Правда, мотивы путешествий, как правило, находились. Но все они были одной природы: шило делало дырки в кастрюле, сквозь которые можно было увидеть горы, которые показал мне камень. Впоследствии даже крючки в виде быта, семьи, детей и так далее — не удерживали: стоило дороге позвать, и я срывался.

Еще будучи подростком, я узнал о чудесном камне Чинтамани (тиб. rat na chin ta mani) — драгоценности, исполняющей желания: я увидел его на картине Рериха в одном из бесчисленных художественных альбомов моего деда и сразу вспомнил камень, найденный мной в детстве.