Читать книгу "Екатерина Великая - Анри Труайя"

Все то время, пока длилась польская кампания, Екатерина работала день и ночь. Она признается Гримму: «Одновременно прибывают четыре почтовые кареты, где-то задержанных неблагоприятной погодой, три или четыре курьера из разных концов мира, так что девяти довольно больших столов едва хватает, чтобы поместить на них всю эту груду бумаг, а потом, сменяя друг друга, четыре человека читают мне их с шести часов утра до шести вечера три дня подряд».

Она хочет сама войти во все детали операции. Однако, когда пленного Костюшко привезли в Санкт-Петербург, она отказывается встретиться с неудачливым поборником польского дела и с жестоким высокомерием говорит: «Он оказался дураком в полном смысле этого слова, ему такая работа совсем не по плечу». Коверкая его фамилию, Екатерина издевательски зовет его «бедный дурачок Костюшка». С таким же непочтением она относится и к Станиславу Понятовскому. Когда-то Екатерина сделала его королем против его воли, теперь, с той же спокойной уверенностью, она превращает его в пленника. Уже во время встречи на корабле, по пути в Крым, она видела в нем всего лишь побежденного партнера. Екатерина не понимает, как это она, столь ценящая в человеке силу характера, могла полюбить этот нежный цветочек. Ей даже не жалко Понятовского. Она его презирает. Пусть он закончит свои дни в комфортном заточении. Удалившись в Гродно, в окружении ничтожно малого двора, он не может и шагу ступить, не наткнувшись на русского часового. Ему уже за пятьдесят, он сломлен, желчен и ничего не ждет от будущего. Единственным утешением ему служат бесконечные воспоминания о счастливых днях, проведенных рядом с Екатериной. «Мемуары», которые он пишет, чтобы убить время, – это исполненный тоски рассказ о государыне, которая когда-то сделала его счастливым и которая теперь им пренебрегает. Настоящим королем он был не тогда, когда сидел на польском троне, а когда Екатерина принимала его в своей спальне.

Увеличивая путем захватов многочисленную семью народов России, Екатерина активно занимается и делами своей собственной семьи. Она хочет, чтобы преемник не разрушил созданное ею. Она все более склоняется к тому, чтобы не допустить до престола сына Павла и отдать трон внуку Александру. Укрывшийся в Гатчине Павел со все большей страстью предается муштровке своих солдат. Вокруг него все безмолвствует, трепещет и напряженно ждет. Сердце Павла радует лишь вид его одетых на прусский манер полков, которые он гоняет на маневрах до изнеможения в любую погоду. «Хуже всего, – пишет принцесса Августа Саксен-Кобургская, – видеть красивых русских солдат, изуродованных прусскими мундирами допотопного покроя времен Фридриха Вильгельма I. Русский должен оставаться русским, он это чувствует; каждый из них считает, что в рубахе навыпуск и с волосами, стриженными под горшок, он выглядит лучше, чем с косичкой и в куцем мундире: он страдает в Гатчине… Мне было горестно увидеть такую перемену, потому что я в высшей степени люблю этот народ».[151]

Выходки Павла отвращают от него даже тех, кого он хотел бы сделать своими ближайшими советниками, например графа Ростопчина.[152] Тот писал русскому послу в Лондоне графу Воронцову: «За вычетом бесчестья, ничто не может быть мне гаже, чем благоволение Павла. У великого князя голова забита химерами, а окружают его люди, самый честный из которых заслуживает виселицы без суда и следствия». Он представляет Павла как человека, озлобленного на весь свет, вызывающего у всех неприязнь и страх, пытающегося походить своим безумством на Петра III. «Нельзя без жалости и ужаса видеть все то, что делает великий князь-отец, – продолжает Ростопчин. – Впечатление такое, что он изобретает средства, чтобы заставить ненавидеть себя. Он вбил себе в голову, что его презирают и стараются ему это показать; из-за этого он цепляется ко всему и наказывает без разбора… Малейшее опоздание, малейшее противоречие выводит его из себя, и он как с цепи срывается». Граф Адам Чарторыйский идет еще дальше: «Все боятся Павла. Тем более восхищает сила и ум его матери, которая держит его в зависимости, далеко от трона, хотя тот и принадлежит ему по праву». А шведский посол Стединг сообщает в Стокгольм шифрованным письмом: «Великий князь Павел продолжает вести себя очень плохо и теряет во мнении не только сильных мира сего, но и простого народа».

Более чем когда бы то ни было Павел чувствует себя покинутым, отодвинутым в сторону, проклятым. Он не может простить сыновьям, Александру и Константину, обожание, с которым те относятся к бабушке, и питает ко всем троим одинаковую ненависть. В такой обстановке семейного раздора трудная задача стояла перед наставником молодых князей Лагарпом. Оставаясь верным республиканским идеалам, он продолжал и восхвалять перед учениками благодеяния свободы, и говорить им об обязанностях государя по отношению к народу. Покладистый Александр полностью подпадает под влияние преподаваемых ему идей. Константин же, наоборот, не поддается. Будучи вспыльчивым и грубым, как и отец, он однажды изо всех сил укусил учителя за руку. В другой раз он крикнул Лагарпу, что, придя к власти, войдет со всеми армиями в Швейцарию и уничтожит эту страну. Невозмутимый Лагарп ответил: «У меня в стране, около маленького городка Мюртена, есть здание, где мы складываем кости всех наносящих нам такие визиты».

Несмотря на возмущение, вызванное вестями о Французской революции, Екатерина не перестает уважать твердого характером и великодушного воспитателя внуков. Она умела делать различие между принципами социальной справедливости, которые когда-то ярким светом осветили ее молодость и которые она хочет внушить также и Александру, и хаосом, в который погружается страна, когда безумная чернь приходит к власти. В бытность великой княгиней она была за свободу, а став царицей – за самодержавие. Она решительно осуждает жестокие выходки парижской толпы, но охотно соглашается послушать размышления о мудрых реформах. Пугачева следует обезглавить, а Лагарпа следует выслушать. Это, несомненно, доставляет Екатерине наслаждение. Она не сомневается, что, впитав все доброе, что ему было сказано, Александр станет великим и либеральным государем.

Стремясь понадежнее обеспечить будущее одаренного внука, Екатерина решает женить его и приглашает ко двору двух молодых и красивых баденских принцесс. Старшей из них, Луизе, пятнадцать лет. Александру исполнилось шестнадцать. Его будущей супругой может стать только немка. Какая другая нация может обеспечить гарантии прочного брака? Немецкая кровь должна укрепить русскую династию. Разумеется, Екатерина не открыла Александру истинные причины приезда двух сестер. Она поставила ловушку для сердца юноши. «Я веду с ним дьявольскую игру, – признается она Гримму, – ибо ввожу его во искушение».

Принцессы прибывают ночью, в разгар сильной грозы, очень их напугавшей. Когда императрица их приняла, сестры упали к ее ногам и стали целовать руки и подол платья, пока Екатерина их не подняла. Назавтра, следуя устоявшейся традиции, она вручает им ленты ордена Св. Екатерины, драгоценности, ткани и просит показать запас их платьев. «Милые мои, – говорит она, – я не была так богата, как вы, когда приехала в Россию!» Она находит, что девушки выглядят в жизни достойными своих портретов. Старшая особенно обольстительна. «У нее восхитительная талия, – отмечает графиня Головина, – пепельно-серые волосы, спадающие локонами на шею, молочно-белая кожа, розовые щеки и очень приятно очерченный рот». Она составит отличную пару Александру. Когда тот появляется вместе с братом Константином, Луиза в восторге. Этот блестящий юноша «наделен природным изяществом в высшей степени. Он высок ростом, строен, широкоплеч, у него легкая походка, благородные, правильные и нежные черты лица, гладко причесанные светло-каштановые волосы, глубоко сидящие голубые глаза и чарующая улыбка. От лица его веет силой и грацией, радушием и таинственностью». Расставшись с девушками после первой встречи, Александр признается, что Луиза прелестна. «Ах! Вовсе нет! – воскликнул Константин. – Ни та, ни другая не прелестны; надо отправить их в Ригу для курляндских принцев; только для них они и сойдут!» Хвалебный отзыв Александра передали бабушке, и та очень обрадовалась этому. Да, она рассчитала верно. Он клюнул на наживку. Во время представления молодых иностранок ко двору Луиза неловко шагнула, споткнулась об угол ступеней трона и растянулась во весь свой рост. Ее поднимают, успокаивают, а Александр ей улыбается – и неприятность забыта. Младшая сестра, не пришедшаяся по вкусу Константину, отправлена назад, на берега Рейна, с целым возом подарков.[153] Старшая начинает учить русский язык, отказывается от прежней религии и принимает православную веру. Ее нарекают великой княжной и меняют имя – Луиза становится Елизаветой Алексеевной. «Великий князь очень влюблен в свою нареченную, – отмечает Стединг, – и трудно найти более прекрасную и интересную пару». Восхищенная и испуганная первыми попытками сближения со стороны Александра, Луиза пишет матери: «Когда мы были одни в моей комнате, он поцеловал меня, и теперь я думаю, что он всегда станет это делать. Вы поверить не можете, насколько мне все это показалось забавным».