Читать книгу "Лето бородатых пионеров - Игорь Дьяков"

ГОЛОС 3-й: «Адмирал Нахимов» был давно списан. Но документы на списание оформлялись так долго, что он успел утонуть. Бюрократия убивает, и мы сталкиваемся не с государственной, а с ведомственной, убийственной структурой…

ВЕНИАМИН ПОЛУЭКТОВИЧ: Послушаешь – прямо-таки непризнанные гении. А по сути и выбрать нечего из груды исписанного. Журналы завалены рассказами-романами-стихами – аж шкафы трещат. Рецензенты неврозы зарабатывают в считанные месяцы…

ВЛАДИЛЕН ИВАНОВИЧ: Не больно-то их много, журналов-то.

В. П.: В нашу бытность еще меньше было. Только мы, написав по пять стишков или по три рассказика, в гении не лезли. Надо бы понять, что на писание десять процентов энергии потребно. Остальные девяносто – на пробивание. Это закон литературной жизни, компонент творчества, если хочешь.

В. И.: Разве ж это нормально?… Ребят можно понять. Поколение какое-то… несчастненькое, невыкрикнутое.

В. П.: Читывал. Одни натюрморты из селедочных голов.

В. И.: Да что они видели?… – то и выдавали. Откуда взяться бодрости, когда во лжи плаваешь?

В. П.: У порядочного человека в такой ситуации должно быть чувство «капитанского мостика». Он должен быть свеж и подтянут, даже сознавая, что корабль тонет, и до конца выполнять свой долг.

В. И.: Ладно тебе! Мы-то – когда еще на компромиссы пошли? А эти не хотят.

В. П.: Не могут! Слышал, как они нас-то чихвостили? «Молодые 60-х сгорели… Литература у нас плохая, никакая. Нарушено соотношение понятий литература и читатель. За исключением нескольких имен, остальные плодили духовную нищету и пассивность…» Ничего себе обвиненьица! Дети малые, ей-богу!

В. И. Знаешь текст первого, самого старого из найденных, папируса? «Времена не меняются. Дети не слушают родителей и всякий норовит написать книгу». Что же теперь делать? А если зуд. Невыносимо, когда невысказанное давит, – нам-то теперь это трудно понять. А надо бы… Надо помягче к ним…

ГОЛОС 1-й: В шестидесятых погибли многие начинания, потому что бездарности удалось натравить друг на друга людей одаренных… Я против «возрастного расизма», с чьей бы стороны он ни исходил. Представьте, Толстой говорит о Достоевском: «40-летний». Эта градация навязана нам каким-то сумасшедшим бухгалтером. Данте всегда шестнадцать. Нике Турбиной – всегда восемьдесят… Я призываю не вступать в унаследованные, навязанные конфликты – «Восток – Запад», «правые»-«левые», народное – индивидуальное, город-деревня и так далее. Сейчас литературная ситуация настолько сложна, что ее невозможно разделить надвое, не упрощая.

ГОЛОС 2-й: Московские молодые литераторы находятся словно в безвоздушном пространстве. У них нет защиты против неграмотного редактора, бюрократа и злобной молвы. Нет никакого журнала, в издательства не протолкнуться…

В. П.: Обличители… Образованные, а гулкие какие-то, незаполненные, мягко говоря.

В. И.: А знаешь, как Маяковский свою первую книжку издал? Она называлась «Я». Размножил на гектографе, сам разнес по книжным магазинам. Ведь нигде книга не проходит такой долгий путь, как у нас… Помягче надо к ним. (Обращается к Вовику.) Что же ваш товарищ ушел?

ВОВИК: Он все кафе обегает: репортаж в номер.

В. И.: А лучше б здесь посидел-послушал.

ВОВИК: Вы думаете, что-то решат?

В. И.: Всерьез затеяно, как я понимаю: комсомол…

ВОВИК:…«Общество трезвости». Вы знаете, есть у комсомола программа «Инициативы молодежи». Так там литобъединения стоят в одном ряду с секциями картинга, мотоциклетного спорта и тому подобным. По-моему, это о многом говорит… А вы думаете, «форум» – это не метафора?

В. И.: Эк как вы ничему не верите!

В. П.: Потому что это легче всего. А Гегель сказал, между прочим: «Считать последним словом мудрости сознание ничтожества всего, может быть, и есть на самом деле некая глубокая жизнь, но это – глубина пустоты». Так-то!..

В. И.: Да не забивай им голову Гегелем. Дай высказаться…

ГОЛОС 1-й: За последние годы у меня на квартире прошло около 400 литературных вечеров. Многие из присутствующих – их участники. Творчество молодых – это духовное достояние времени. Нужны постоянные места встреч: литературные клубы и кафе, где раз в неделю можно читать стихи. Газета «Досуг в Москве» или «Вечерка» печатает программу выступлений. Вечера пусть оплачиваются: негоже, когда поэт зарабатывает, работая грузчиком, и не может заработать творчеством. А малотиражные издания – 20-200 экземпляров – позволят тут же, в кафе, купить сборник понравившегося поэта, только что услышанного.

ГОЛОС 2-й: Нужен безгонорарный журнал, какие были в начале века. Тираж пусть – одна тысяча для начала. Уйдет ажиотаж: мнимо смелые, мнимо сильные обнажат свою мнимость… Вместо «Юности» трехмиллионной – десять молодежных литературных журналов тиражом по триста тысяч каждый!

В. П.: Или три миллиона по одному экземпляру… Смех и грех…

«ЧЕЛОВЕК У ПОДОКОННИКА» (Вовику): Простите, можно попросить пару листков из блокнота?… Спасибо!

В. П.: Кто это?

В. И.: А это кто? (Жестом обводит зал кафе.) Не знаю я! А что?

В. П.: Да ничего. Странный какой-то: баки, глаза насмешливые. Вон – застрочил, застрочил…

Появляются Виктор с Борисом.

ВИКТОР (к В. П.): Прошу прощения, у вас места не заняты?

В. П.: Это в каком смысле?

ВИКТОР: Нет, на ваши места никто не претендует. Стулья я имею в виду.

В. И.: Пожалуйста, пожалуйста! Очень даже приятно с молодыми не заочно, а тет-а-тет, так сказать.

БОРИС (в великолепном костюме английского сукна): Еще не разогнали утренник?

В. И.: Да почему ж вы так думаете? (Вопросительно смотрит на Вовика.)

ВИКТОР (ерничая): А мы иначе не научились еще!

В. П. (оглядывая костюм Бориса): Вас тоже, бедного, не печатают? Или как?

БОРИС: Печатают, да не радует. Годами все преет и тает, кромсается потихоньку. А выйдет – критика набрасывается на тебя, прежнего, каким ты был, когда сочинял в праведном порыве.

В. П. (убежденно): Значит, тленно!

БОРИС: Извините, вас я читывал…

ВОВИК: А я о вас пописывал…

В. П.: Польщен.

БОРИС: Зря.

ВОВИК: А меня так переписали-обстругали-отлакировали, что пришлось псевдоним придумывать.

В. И. (Виктору): А вы сюда – с конкретными предложениями?

ВИКТОР (мрачнея): Без толку… Лито бы централизовать. Даже КСП-шному автору надо в пяти местах пройти фильтры, если он собрался выступить перед аудиторией в 30–50 человек. И в каждом месте по пятой части выделяют для урны. И кто выделяет!..

В. И.: Значит, вы – поэт?…