Читать книгу "Ржавая Хонда - Владимир Яценко"

Знатная у меня рабочая тетрадь! Сам сделал. Сотня страниц, прошитых серебряной ниткой. А на обложке оттеснил: ПАВЛОВ. Не только в знак уважения к политической честности учёного, но и на предмет симпатий со стороны мучителя биологии. Тетрадь по математике гордо именуется «Нильс Хенрик Абель». По физике – «апостол Бонайути»… впрочем, с Бонайути я, кажется, перемудрил.

Ох и падки мучителя на дешёвые понты!

Карандаш короткими штрихами инкрустирует бумагу щербатым, иззубренным растениями горизонтом. Но едва пшеничное поле оживает волной под порывом далёкого ветра, звучит звонок к перемене. Опять ложь и враки! Меня-то звонок не обманет – школьные переменки меняют характер мучений, но не их суть.

* * *

– Вот он, мой верный Галахад!

Столовка. Звон посуды, басовитый гомон старшеклассников и всплески возгласов малышни. Вместо привычного мне запаха палёного масла и сбежавшего молока – ароматы дорогого кофе и свежей выпечки.

Ленка приветливо показывает на пустой стул рядом с собой. Мимо не прохожу, осторожно ставлю поднос и присаживаюсь. Тетрадь по биологии будто невзначай кладу неподалеку от корзинки с тонко нарезанным хлебом. В школе, откуда я родом, хлеб давно бы разметали по карманам, а корзинку запустили кому-то в голову. Но здесь всё не так. Дикари!

– Мне больше по душе Тахир, – отвечаю с достоинством, но скромно.

– Почему «тахир»? – в недоумении морщит лоб Вован. – А! Понял: Антон – Тошка – Тоха – Тахир… Да?

– Нет. Это турецкий дастан. Запиши, потом в Инете глянешь, как народ раньше развлекался.

– Да уж, в школу небось не ходили, на лабораторки время не тратили.

Вован всё ещё пытается удержать инициативу, но ему мешает Аркадик:

– Как будешь строить автоклавы? Могу помочь.

С первого дня я понял, что мученичество для местной публики – дело святое, возвышенное и благородное. При другом раскладе я бы послал Аркадика так далеко, чтоб неделю искали. Но Ленка рядом. Её дыхание обжигает щеку и ухо.

Поэтому к дурацкому вопросу отношусь как к голевому пасу – с благодарностью:

– Накуплю в хозмаге трёхлитровых банок и мисок. Наполню банку водой, переверну, засуну внутрь горшок с растением, а потом газом вытесню воду. Банка с растением стоит в миске, а вода играет роль затвора и удерживается атмосферным давлением. Внутри каждой банки – свой газ. Плюс два растения оставлю на воздухе, в качестве контрольных образцов…

– А газ где возьмёшь? – хмуро интересуется Вован.

Видно, осознал необратимость потери лидерства, теперь хочет остаться в пелетоне.

– Азот – на шиномонтаже, углекислоту у сварщиков, гелий куплю у оформителей, которые праздники летающими шариками украшают.

– Выход кислорода по уровню воды будешь определять? – спрашивает Ленка.

– А как иначе? – перебивает её Вован. Так и хочется дать ему в глаз. – По молярности. Когда углекислота начнёт замещаться кислородом, уровень воды повысится, а вот как с азотом быть – непонятно. Молярная масса примерно одинаковая. Понижение будет трудно уловить.

– Зато с гелием никаких проблем, – важно кивает Аркадик. – Уровень заметно понизится…

– Уровень не изменится, – решительно пресекаю самопроизвольное зарождение мифов. – Растениям плевать на атмосферу.

– Пробовал? – бледнеет Аркадик.

– А зачем тебе был нужен тлеющий динамит? – улыбается мне Ленка.

– Хотел, чтоб мучитель физкультуры на стуле в спортзале полетал.

– «Мучитель»?

– И как, полетел?

– Полетел бы! Обязательно бы полетел, если б не милиция. Кто ж знал, что бюксы с нитратом аммония считаны? На арифметике погорел!

– Весь этот девайс: банки-миски – возьми лучше в лаборатории, – советует Вован. – И газы у них попроси. Зачем тратить интернатскую стипендию?

Неожиданно вспоминаю, что уже неделю не менял носки. С опаской принюхиваюсь, но слышу только гречневую кашу.

Надо будет взять на заметку. Гигиена – непоследнее дело, когда интересуешься девушками. Наверное, пора начинать бриться. И в прачечную наведываться чаще.

– Ешь! – смеётся Ленка. – Мы тебя замучили вопросами.

Вот тут я с ней полностью согласен. Нет в школе учения – мучение одно.

Тянусь за хлебом и отработанным движением роняю со стола тетрадь. Разумеется, она открывается на рисунке. Фокус проще некуда. Но какой эффект!

Ленка поднимает и ладошкой разглаживает лист. Аркадик привстаёт со стула, а Вован забыл о компоте.

Эх! Если бы она вот так, нежно и не спеша, провела рукой мне по затылку! Впрочем, идём верным курсом, товарищи. Теперь главное – сдерживать скорость.

Сосредотачиваюсь на еде, игнорируя редкие, но лестные реплики соседей по столу.

– Это ты?

Ленкин вопрос. Игнор неуместен.

– Нет, это ты! – отвечаю с набитым ртом, но вроде бы внятно. – Неужели мы так похожи?

– Это ты нарисовал?

– Это ты нарисовал? – эхом вторит ей чёрствый мужской голос.

Чёрная рука берёт тетрадь, и мои соседи смотрят мне за спину.

Не понравилась мне эта рука. Узловатая, твёрдая, равнодушная. А ещё загорелая, с бляшечками мозолей на костяшках пальцев и причудливым узором вспученных вен.

Продолжаю есть, украдкой поглядывая на одноклассников.

Аркадик, напротив меня, встал из-за стола, но не уходит. Вован развернулся всем корпусом: во взгляде тревога и дерзость.

– Антон Чеканов? – спрашивают сзади, я молча киваю опустевшей тарелке. – ФСБ, пройдёмте с нами.

«С нами»? Выходит, их двое или больше? Не многовато ли чести для одного школьника?

– Никуда он с вами не пойдёт, – говорит Аркадик. – Это интернат, и у нас через минуту урок.

– В кабинет директора, – снисходительно поясняет другой голос. – А вам, ребята, и в самом деле пора на уроки.

– Ничего, – спокойно отвечает Вован, поднимаясь. – Мы вас проведём, чтоб не заблудились.

Я в шоке от их заступничества.

Теперь мне мучительно стыдно за своё высокомерие и гордыню.

– Тетрадку верните, – тихо сказала Ленка. – Это моя тетрадка.

– Тетрадь не ваша, и она нам нужна. Пойдём, Чеканов, ты же умный парень. Сам должен понимать, просто так мы не приезжаем.

Разумеется. «Сколько верёвочке ни виться…»

Допиваю компот, поднимаюсь со стула, оборачиваюсь.

Двое. В одинаково невыразительных тёмных костюмах.

Глупо спорить. Уж если они мимо охраны прошли, то и вынести меня из интерната сумеют. Впрочем, кажется, в кабинет директора собирались?