Читать книгу "Покушение - Елена Сенде"

Сириль резко открыла глаза, вернувшись в настоящее. Диоды ослепляли ее. Вокруг нее был белый пластик, голубой свет… Где она? Она попыталась повернуться, но ничего не вышло: ее голову сжимало кольцо.

— Все в порядке? — спросил голос, показавшийся ей необыкновенно громким.

Сириль прикрыла глаза. Где она?

— Это моя ошибка…

— Что происходит, Сириль?

Это был Жюльен. Его голос звучал неуверенно.

— Продолжай… пожалуйста, — ответила она слабым голосом.

Перед ней появилась фотография Жюльена. Глаза Сириль широко открылись. Она потерялась во времени.

Впервые Жюльен улыбнулся. Он сидит в кресле напротив меня. Это наш пятый сеанс терапии. Прогресс налицо. Но он отказывается говорить о смерти своей матери. Я заставила его улыбнуться, рассказав о том, какой необщительной и замкнутой девочкой была в детстве. Он мне не поверил. Он смотрит на меня, и я вдруг понимаю, что между нами установились какие-то другие отношения… Я чувствую запах его туалетной воды и думаю о том, что этот запах — наиболее приятный из всех, которые мне доводилось ощущать. Этой ночью я вспоминала его и плакала. Хорошо, что Бенуа не проснулся. Как бы я ему все объяснила? Я знаю, что все зашло слишком далеко, что я должна отказаться от продолжения. Я знаю, что должна попросить другого врача продолжить сеансы терапии с Жюльеном, но он согласен работать только со мной, и у меня не хватает смелости отказаться от него. Я мало говорю во время наших встреч. Это словно музыка. Словно танго. Нужно знать, когда замолчать, а когда ускориться, когда двигаться вперед, а когда отходить назад; нужно уметь разговаривать разными голосами и в разных тонах, варьируя скорость речи, чтобы сберечь гармонию диалога. Жюльен — далеко не легкий пациент. Но это и является наиболее притягательным в нем. Я просто хочу взять его за руку и никогда больше не отпускать.

Жюльен останавливает стимуляцию, и Сириль моргает в растерянности. Она потерялась между двумя периодами времени. Ей было двадцать восемь лет, она училась в интернатуре. Что она делает в этом приборе?..

— Что ты видела? — снова спросил Жюльен.

— То, что хотела забыть…

— Сириль, я… У меня чешутся руки… Пожалуйста! Снова происходит то же самое.

— Продолжай…

— Я не могу.

— Продолжай!

Жюльен, следуя указаниям на виртуальном изображении, переместил зонд стимулирования в другую область головного мозга и достал третью фотографию, на которой была запечатлена Лорина Дома.

Глаза Сириль пристально всматривались в незнакомую ей женщину. Она бредила. Жюльен стоял позади нее. Тело Сириль выгнулось, голова откинулась назад. Словно душа покинула ее тело…

Наконец Жюльен заговорил. Он произносит: «Мне было двенадцать лет». Я слышу слабый голос, едва срывающийся с его уст. Это наш десятый сеанс терапии. Я чувствую, что момент напряженный и деликатный. Я боюсь даже дышать.

Не знаю, откуда у меня это ощущение, но мне кажется, что это именно «тот» момент. Момент, когда мой пациент, после интенсивного труда, осмеливается наконец расслабиться и произнести слова, которые так долго хранил в себе. Я знаю, что эти слова, будучи произнесенными, снова воскресят в памяти преследующие его кошмары. Это важный момент терапии. А возможно, и всей его жизни…

Он говорит голосом ребенка и начинает свой рассказ:

«Мы собирались ужинать, мама и я, в столовой. И вдруг я почувствовал запах газа. Я сказал маме: „Как-то странно пахнет“. Она, принюхавшись, ответила мне: „Я ничего не чувствую. — А затем добавила: — Да, ты прав“. У нас дома не было газа. Но в других квартирах он был. Она заволновалась, встала, открыла дверь. Мы жили на седьмом, последнем, этаже. Постояв на лестничной площадке, она заметила: „Запах идет снизу“. Она повернулась ко мне — я был в пижаме — и сказала: „Оставайся здесь, ангелок“. Я вышел вслед за ней на лестничную площадку и сверху наблюдал, как она спускается по ступенькам, застеленным красным ковром. Не знаю, почему, но мне было страшно из-за того, что она покинула нашу квартиру. Я знал, что газ может взорваться. Я боялся услышать звук взрыва. Но она казалась настолько уверенной в себе, что я ничего не сделал, просто смотрел, как она спустилась на шестой этаж».

Жюльен остановился. Я слышу его дыхание. Он кажется растерянным. Я пытаюсь приободрить его. Его веки подергиваются, он начинает дрожать, а голос становится все более и более слабым. Я едва различаю слова.

«Мама постучала в дверь соседа, жившего напротив лестницы. Он не сразу ответил. Это был странный тип, молодой, всегда один. Он не был злым, скорее своеобразным. Я хотел сказать маме, чтобы она была осторожной, но не чувствовал в себе сил защитить ее, если возникнет такая необходимость. Она казалась такой сильной. Сосед открыл дверь. Его глаза были красными, волосы — взъерошенными. Мама вежливо обратилась к нему: „Кажется, пахнет газом“. Сосед скрылся в комнате, затем вернулся… И тогда…»

Сириль открыла глаза. Она была настороже.

— Продолжай… — прошептала она.

Жюльен повиновался. Он переместил зонд и достал четвертый снимок. Сириль не было необходимости смотреть на него: она уже знала, что на нем изображено.

Жюльен закрывает глаза. Он не может продолжать. И тогда я делаю то, чего никогда раньше не делала. Я протягиваю к нему руку. Жюльен кладет свою руку на мою. Мы долго сидим так. Потом он продолжает свой рассказ:

«Он снова появляется на пороге, держа в руке нож для устриц. Он поднимает его над ее головой и наносит удар. Десятки ударов… В сердце, шею, везде. Мама падает. Повсюду кровь. Я ничего не могу сказать, не могу закричать, я слишком напуган. Я бегу обратно в квартиру, хватаю телефон и звоню по номеру 18 — именно по этому номеру мама велела мне звонить в случае каких-то проблем. Я ничего не могу объяснить ответившему мне месье. Я лишь повторяю: „Он убил маму, он убил маму!“ Мужчина просит меня успокоиться, а я твержу все то же: „Он убил маму!“ Потом я слышу полицейские сирены. Все громче и громче. Не знаю, почему, но я боюсь, что меня заберут в тюрьму. Я не осмеливаюсь пошевелиться. Когда в квартиру вошел полицейский, я по-прежнему сидел на месте и только сейчас направился к двери, чтобы взглянуть на маму. Врач „скорой помощи“ склонился над ее телом, распростертым на полу. И тогда… тогда я увидел, что у нее выколоты глаза».

Сириль резко открыла глаза. Теперь она все поняла. Господи; Жюльен… Толкаемый подсознательным чувством вины, он калечил животных, как это сделали с его матерью. Она кусала губы, две крупные слезы медленно скатились по ее щекам.

Она вздохнула и прошептала:

— Ты как?

Никакого ответа.

— Жюльен?

— Да, да, я в порядке.

Она замечает на руках Жюльена глубокие рубцы.